А и правда, почему?
Лилово-темные глаза глядят невинно, совсем по-детски. Но дети в своей решительности и простоте превосходят взрослых, верно? Первые ходы в уже сыгранных партиях были сделаны моими противниками. Непорядок. Пора поменять правила игры и самому бросить кости.
— Вы правы, hevary. Медлить дальше нельзя. Но я все же потрачу несколько минут на составление записки.
— Послание врагам? — догадалась эльфийка.
— Приглашение, — поправил я.
Она понимающе кивнула, на мгновение обнажив в улыбке зубы и доказав этим, что кровожадность присуща всем живым существам.
Так, где у меня листок бумаги и пристойное перо? На этом чернила засохли намертво — только отмачивать, а это слишком сильно затупилось… Нашел. Изысканных линий не добьюсь, но читаемо будет, а другого результата мне и не нужно. Приступим!
«Игрокам, с которыми я делил один стол поздней ночью в «Перевале». Вы сделали уже два броска, стало быть, двое вышли из игры. Тому, кто остался: предлагаю решить все разногласия сегодня вечером. В Песчаном тупике после полночного звона. Я приду без помощников, вы — на свое усмотрение: как совесть подскажет».
Записка была сложена и запечатана воском первой попавшей под руку свечки, без узнаваемых оттисков и прочих отличительных знаков: кому надо, поймет. А я совершенно уверен, что возвращения убийцы ждут заинтересованные лица, стало быть, послание прибудет по назначению. Засунем женщине за пазуху, поглубже, чтобы не выпала… Все, готово. Можно отпускать.
Эльфийка, кивком ответив на мой приглашающий жест, поднялась из кресла и подошла к убийце, по-прежнему пытающейся что-то услышать. И услышала-таки! В отличие от меня, потому что на сей раз маленькое расстояние и менее эффектный итог влияния позволили вовсе обойтись без звукового сопровождения: воздух был просто выдохнут. Но женщина просияла лицом, будто снискала благодать божью, и со счастливо-глупой улыбкой направилась к выходу. Я проводил пришелицу до дверей (на некотором отдалении, разумеется: мало ли что) и почти минуту смотрел вслед уходящей, гадая, свалится ли она в сугроб или благополучно минует заснеженную аллею. Занятно, что Кайрена, как раз идущего навстречу несостоявшейся убийце, посетили те же мысли. По крайней мере, добравшись до крыльца, он с уверенностью профессионала заявил:
— Равновесие держит.
— Не упадет?
— Не должна. А кто она?
— Так, заходила проведать… По поручению знакомых.
— Старых?
— Новых.
Блондин приподнял левую бровь.
— Новых, говоришь?
— Иди в дом уже, а то совсем замерз! Вон, какое лицо красное…
— Красное?! — Кайрен мгновенно подобрался и азартно прищурился. — Я сейчас тебе покажу, как посылать «по дружбе» неизвестно куда неизвестно кого искать!
Однако, несмотря на высказанную угрозу, дознаватель сначала отправился на кухню, где разложил по столу мешочки с остро пахнущими травами.
Я, чтобы слегка утихомирить страсти, переведя разговор на другую тему, спросил:
— Знахарскую лавку ограбил по дороге?
— Почему ограбил? Попросил, и они сами все дали, — Кайрен осклабился в лучших традициях разбойного люда. Получилось смешно. Я даже хохотнул, но тут же вынужден был схватиться за грудь: все-таки, излишнее напряжение мышц мне пока еще не было дозволено.
— Вот-вот, похихикай еще у меня! Сейчас будешь лекарство пить.
— Какое?
— Которое я приготовлю!
Если кухарскими талантами мой жилец худо-бедно, но обладал, то насчет его способности целительствовать у меня имеются сомнения, и изрядные:
— Знаешь, тебе вовсе не нужно этим заниматься. Я как-нибудь сам поправлюсь.
— Испугался? — Он снова скорчил страшную рожу.
Признаюсь:
— Очень.
— Не бойсь! Травки мне тот парнишка всучил, чернявый, который тебя в лазарете пользовал.
Галчонок? Ему-то что неймется?
— Просил приглядеть, чтобы ты принимал отвар через каждые два часа.
— Вот еще!
Карие глаза сурово потемнели, и пришлось поспешно оправдываться:
— Я в том смысле, что тебе ведь некогда приглядывать, так что…
— А я и не буду.
— Правда?
Рано радовался. Кайрен взял первый по его разумению из мешочков и скучным голосом продолжил:
— Просто возьму с тебя слово, и все. Будешь пить, как миленький.
Не выдерживаю и прыскаю, уже не пытаясь прятать веселье. Блондин удивленно поднимает брови:
— Я сказал что-то смешное?
— Нет. И да. И не только сказал, но и сделал.
— Объясни.
Тон его голоса был на удивление ровным: ни обиженным, ни угрожающим. Именно таким задают вопрос, требующий немедленного ответа.
— Ты трогательно заботлив.
— Это тебя смешит?
— Веселит. Немного. Но должна быть причина… Расскажешь?
Дознаватель ссыпал несколько щепотей желто-бурой трухи в кружку, потом подкинул поленьев в плиту и водрузил на затейливо прорезанный железный лист ковш с водой.
— Будешь смеяться, но…
— Больше не буду.
Он поднял на меня недоумевающий взгляд:
— Я вовсе не сержусь.
— Знаю. Просто… Больновато мне пока смеяться.
— А, ты об этом! Так вот, будешь смеяться, но после того, как я поселился в твоем доме, мои дела пошли в гору.
— Неужели? Вдруг тебе только так кажется?
— Ни в коем разе! — Кайрен взгромоздился на кухонный стол. — Во-первых, то дело в Кенесали: после него вьер стала относиться ко мне лучше, чем раньше.
— Углядела в тебе толк?
— Перестала насмешничать, что неплохо было бы сделать и кое-кому другому, — шутливо огрызнулся дознаватель. — Во-вторых, благодаря тебе я засвидетельствовал свое почтение будущей наследнице престола. А без лишних хлопот обзавестись покровителями — полезное дело, не находишь?
— Кто ж спорит?
— И третье… — Тут он загадочно улыбнулся. — Опять-таки с твоей легкой руки, я, похоже, нашел совершенно замечательную женщину.
И когда успел, спрашивается?
— Вот про третье, пожалуйста, подробнее!
— С превеликой охотой! Ты меня куда отправил, стервец?
Непонимающе хмурюсь:
— В гостевой дом.
— А зачем?
— Посмотреть на состояние одного из постояльцев. С ним что-то случилось?
— С ним как раз ничего, если не считать ухода на одну из четырех сторон еще в последний день Ока.
Ну и новость.
— Он… ушел? Как?
— Своими ногами, — услужливо пояснил Кайрен. — Встал и ушел. Надоело лежать, наверное.
Скорп выздоровел? Но это возможно лишь в одном-единственном случае… Странно.
— Ты разговаривал с хозяином гостевого дома? Что он сказал?
— Честно говоря, мне было немного не до разговоров, потому что… Я, думая, что в той комнате нет никого, кроме, как ты утверждал, крепко спящего человека, разумеется, сразу вошел и… Получил такую затрещину, что невольно прослезился, вспомнив о тяжелой маминой руке. Ох, как она меня учила уму-разуму, кто бы знал!
— Затрещину? От кого?
— От самой прекрасной женщины, которую я когда-либо видел. Она такая… — Дознаватель мечтательно закатил глаза. — Такая горячая! В самый лютый мороз согреешься.
— Поэтому у тебя рожа до сих пор красная? — Догадался я. — И правда, рука у твоей красавицы тяжелая, но это скорее недостаток, чем достоинство.
— Да что рука! У нее такие… такие… — Запас восхищенных слов подошел к концу: остались одни впечатления и чувства, которые помогли Кайрену с помощью жестов описать фигуру неизвестной, занявшей оплаченную мной и отведенную под пребывание скорпа комнату. — И самое замечательное, она вдова!
Теперь понимаю воодушевление блондина: предыдущее любовное похождение завершилось печальным расставанием именно из-за наличия в треугольнике третьей стороны. Мужа. Э, а вода-то вскипела!
Спрашиваю, заливая травяную труху кипятком:
— Ты хоть рецепт помнишь?
— Чего?
— Сколько времени настаивать?
— А как вода потемнеет, можно пить. Но ты только послушай: у нее есть маленький домик в предместьях, она покупает у пастухов овечью шерсть и…