— Вот как? — Полукружья изящных бровей слегка изменили свой наклон. — Но насколько мне известно, чтобы получить урожай, в землю нужно внести много всего. И не слишком приятно пахнущего, в том числе. Так и дурные помыслы, с течением времени вполне способны превратиться в нечто полезное.
— Когда перегниют, хотите сказать?
Новый всплеск смеха, колокольчиками отразившегося от стен комнаты.
— Да, именно так! Вот почему я и обратилась к вам: вы, люди, способны самыми простыми словами рассказать то, о чем возвышенно страдают наши поэты.
— Разве это хорошо? Стихи и должны быть… не от мира сего. Тогда они покоряют слух и воображение. А то, что я зарифмовал, уж извините… Просто поделка. Сработанная наспех и, возможно, излишне неряшливо.
— Мастер не умеет трудиться в полсилы, и даже самая незначительная вещь, вышедшая из его рук, все равно напитана нежностью и болью его сердца, — возразила эльфийка.
— Я вовсе не мастер, hevary. И никогда им не стану, потому что… Слишком ленив и рассеян. Признаться, сейчас меня вовсе не интересуют стихи. Просто так совпало. Пришло настроение и… Получилось. Кое-что.
— Получилось прекрасно.
— Думаете?
— Да. Особенно, последние строки. «Останься со мною еще на мгновенье, пускай — только тенью…» — напела она, даже не глядя на листок. — Это ведь уже ваша просьба?
— Что вы имеете в виду?
— Только то, о чем говорю. Вы, в самом деле, готовы сделать шаг на тропу, возвращение с которой невозможно?
Шаг? Тропа? Не понимаю ни слова.
— Возвращение откуда?
— Предложение, сделанное под пологом ночи, нерушимо, особенно, когда в небесах гаснут все звезды, потому что можно пойти против воли богов, но предавать свои клятвы, значит, убивать самого себя.
— Я не понимаю, hevary. Предложение? Какое? Кому?
Эльфийка усмехнулась:
— Кому — не стану гадать, вам виднее. А вот какое… Вы, конечно, не могли знать. У моего народа есть старинный обычай: в темную ювеку лета или зимы обмениваться клятвами истинной любви.
— Истинной? В чем же она состоит?
— Влюбленные ищут друг друга в ночи по кострам, горящим в душе у каждого. Но разжечь такой огонь непросто, потому что пищей для него должно стать все то, что мешает соединять судьбы. Зависть, ревность, сомнение, злоба, желание быть счастливым за счет другого, жалость к самому себе, корысть и боязнь ошибиться… Их много, поленьев, годных для сжигания. Но пока последнее не будет охвачено огнем, в черноте беззвездной ночи не разгорится костер, видимый только тому, кто также сумел избавиться от груза чувств, мешающих обретению счастья.
— И… влюбленные находят друг друга?
Утвердительный кивок.
— Конечно, находят. И вовсе не обязательно даже дожидаться ночи: такие костры прекрасно видны в любое время суток. Но я отвлеклась… Теперь вы поняли, почему я считаю ваш перевод удавшимся? Вы не имели представления о нашем обычае, но предельно точно описали его суть. Основываясь лишь на собственных ощущениях. Если это не мастерство, что же тогда заслуживает им называться?
Мастерство… Я всегда перевожу стихи наобум. Прислушиваясь большей частью к своему настроению, а не к дословной расшифровке рун. И не могу понять, как мне удается угадывать смысл, вложенный совершенно чужой душой. Как, в самом деле?
— Но ведь вы смеялись.
— Разве?
— Когда я просил вас не кривить душой, оценивая…
— Ах, это! — Лицо эльфийки осветилось счастливой улыбкой. — Да, мне было забавно применить человеческую поговорку к эльфам. Очень забавно!
— Почему?
Она свернула листки бумаги и полученной трубочкой ткнула мне в грудь.
— Потому что у каждого из нас две души.
А я считал, что разучился удивляться.
— Две… души? Такое возможно?
— Разумеется. Скажу больше: так и должно быть. Ведь ребенок всегда рождается от союза двух душ и двух тел, так почему он должен быть чем-то обделен?
— Но…
— Понимаю, на первый взгляд это кажется очень сложным. Но попробуйте задуматься: в каждом есть частичка женского и частичка мужского, не может не быть! Однако тело неспособно вечно колебаться между выбором той или другой стороны, иначе оно попросту разорвется пополам, поэтому весь труд выпал на долю души. У вас, людей, все происходит точно так же, только вы давным-давно отказались от возможности пользоваться двумя душами, и одна из них, даруемых при рождении, обязательно должна вас покинуть. Но как можно решить, какая из них лучше, если они созданы для совместного владения телом? Да, одну вы прогоняете прочь, обедняя свою жизнь и считая, что оставшейся будет довольно. Возможно, вы правы: несколько десятков лет можно прожить и с одним глазом. Но видеть все краски мира… Разве это не заманчиво? К тому же, вы не всегда лишаетесь той из душ, которая наиболее подходит телу, вот тогда и появляются робкие мальчики и воинственные девочки… Равновесие надежнее неравенства. Но если нет равновесия духа и тела внутри, то и снаружи вечно возникают смещения то в одну, то в другую сторону. Вечные волны на поверхности океана мира. И любая из них может вызвать бурю, способную уничтожить все живое.
Вот ведь как бывает… Значит, в душе каждого эльфа легко и мирно уживаются мужчина и женщина, две равные части единого целого. Действительно, заманчиво. Понимать своего собеседника, как самого себя, независимо от пола. Должно быть, и…
— Эльфийская любовь, наверное, очень крепка?
Лиловый взгляд нежно мутнеет.
— Пожалуй. Ведь нет никакой разницы, кого ты любишь, потому что можешь смотреть на него двумя парами глаз. Глазами двух душ.
А мы-то, когда узнали, что среди эльфов нередки однополые брачные союзы, брезгливо морщились и поносили инородцев, на чем свет стоит. Глупцы. В самом деле, разницы нет. Важна только любовь, приносящая счастье двоим. Только любовь.
— Собственно, раньше люди знали, но шло время, искажающее память слов и… Теперь вы называете нас эльфами. А в самом начале звали al-a-ffah. Двуединые.
Воистину, настоящие чудеса незаметны и находятся под самым боком, но не спешат заявлять о себе! Рядом со мной стоит существо, свободное в выборе, кем проснуться утром: мужчиной или женщиной. Пусть, только в душе, но это и правильно: излишняя свобода тела — не что иное, как хаос, а колебания материи рано или поздно разрушают даже самые прочные вещи. Хм… Так вот, на чем основана эльфийская магия: вторая душа, находясь вне тела, и создает тот самый поток, сливающий свои струи с чужими. Человеческие кудесники ограничены в своих возможностях, поскольку мужское сознание никогда не сможет услышать музыку тайных струн женского, и наоборот, следовательно, подобный способ влияния для людей осуществим только между лицами одного пола, и то вряд ли… Нет, воевать с эльфами нельзя: истребим себя сами, а «двуединые» были и будут существовать, искренне жалея тех, кто не понял и не принял дар обладания двумя душами. Тех, кто добровольно отказался от сокровищ мира.
— Но признаться, именно поэтому я и прибыла в Нэйвос.
— Поэтому?
— Ваши переводы заставляют предположить, что…
— Нет.
Эльфийка сочувствующе переспрашивает:
— Нет?
— Со мной произошло совсем противоположное. В юности… Я очень тяжело заболел, едва не умер и с трудом удержал единственную душу, которой владел. Так что у меня, скорее, есть пустое пространство между телом и душой, по которому проносится ветер…
— Теней чужих душ. Он задевает, обвевает теплом или заставляет стынуть от горя. Да, это все объясняет. И каждый ваш труд, наверняка, приносит вам боль… Простите, что из любопытства заставила вас впустить в себя не самые радостные чувства.
Она извиняется? Да. И делает это весьма серьезно.
— Ваша вина ничтожна, hevary, если вообще имеется. Чувства… пришли из другого источника.
— Понимаю. Та девушка, что жила в вашем доме… Вы писали о ней?
Остервенело тру переносицу. Признаться? А зачем? Вряд ли эльфийка поймет, если уж сам себя не понимаю. Как ни стараюсь, не могу понять. Любовь… Ее нет. Вообще ничего нет. Чем больше думаю, тем яснее осознаю: вздумай я даже простить и испросить прощение у Ливин, правом на продолжение отношений уже не обладаю. Упустил время. Надо было сразу же растрогаться, прослезиться, сдавить девушку в объятиях и… Претворить в жизнь прочие глупости, полагающиеся в таком случае. Правда, солгал бы стократ, но иногда не следует пренебрегать и обманом, чтобы добиться своего. Беда в том, что мне не хотелось ничего добиваться! Я злился, восхищался, ненавидел и боготворил, но не пытался сделать и шага хоть в каком-то направлении. Стоял столбом, тупо глядя на проползающие мимо события. Трусил? Наверное. Может быть. Просто никак не мог произвести расчет. Не мог подобрать цифры и составить нужную формулу. А теперь действовать поздно. И лучше Ливин никогда не слышать той песни…