– Джорджес-Порджес!
Тусклая улыбка, тусклый издевательский смех; произнося эти слова, Сидни Пертл наотмашь хлестнул отвратительным, мок shy;рым полотенцем. Джордж, пригнувшись, избежал удара и выпря shy;мился.
Карл Хутон – звероподобный, приземистый, с широко рас shy;ставленными ногами, краснорожий, краснорукий, красноглазый, рыжебровый, с приплюснутым лбом – стоял, глядя на Джорджа в упор.
– Провалиться мне на этом месте,- глумливо произнес он (остальные улыбочками выразили восхищение его блестящим остроумием)- это же малыш Макака Уэббер!
– Кака-Макака,- мягко, отвратительно проговорил Сидни Пертл и шлепнул мальчика мокрым полотенцем по голой ноге.
– Кака-Макака – отлично! – насмешливо сказал Карл Хутон и еще несколько секунд глядел на Джорджа с жестоким, издевательским презрением.- Малыш, ты пешка, - продолжал он, выделив последнее слово, и обратился к своим приятелям: – Эти белки с обезьяньями мордами еще никогда не падали с дерева.
Эту остроту встретили громким, одобрительным смехом; вспыхнувший возмущением мальчик пристально глядел на своих недругов, не произнося ни слова. Сид Пертл подошел к нему поближе, тусклые глаза его сузились в зловещие щелочки.
– Правда, Обезьянус? – вкрадчиво спросил он с отвратительным спокойствием. Из горла его вырвался противный буль shy;кающий смешок, но он придал лицу серьезное выражение и не shy;громко, с угрожающей требовательностью спросил: – Правда или нет? Еще не падали?
– Сид, Сид, – прошептал Гарри Нэст, дергая приятеля за ру shy;кав; по его острому, крысиному лицу промелькнула чуть замет shy;ная усмешка. – Давай проверим, хорошо ли он виснет на ветке.
Все засмеялись, и Сидни Пертл спросил:
– Хорошо ты виснешь, Обезьянус? – Затем, повернувшись к приятелям, серьезным тоном произнес: – Проверим, ребята, на что он способен?
Внезапно преисполнясь пыла и отвратительной жестокости, все они приблизились и со сдержанным, противным смехом ок shy;ружили мальчика.
– Да-да, конечно! Проверим, на что он способен!
– Юный Обезьянус,- серьезным тоном сказал Сид Пертл, схватив свою жертву за руку, – хоть это и огорчительно для всех нас, мы устроим тебе экзамен.
– Отойдите от меня! – Мальчик вырвался, огляделся и при shy;жался спиной к дереву; стая надвигалась на него, выставя вперед злобные лица, тусклые, противные глаза маслились затаенным, отвратительным ликованием. Дыхание мальчика стало хриплым. Он повторил:
– Я сказал – отойдите от меня!
– Юный Обезьянус, – ответил Сид Пертл тоном сдержанно го упрека, тем временем грязно, глумливо веселящиеся псы не shy;громко подвывали.- Юный Обезьянус, ты удивляешь нас! Мы думали, ты поведешь себя, как маленький джентльмен, по-муж shy; ски покоришься неизбежному… Ребята!
Он повернулся и обратился к приятелям, в голосе его звучали серьезное предостережение и глубокое удивление:
– Кажется, юный Обезьянус хочет броситься в драку. Как ду shy;маете, следует нам принять меры?
– Да, да, – с готовностью ответили остальные и еще больше приблизились к дереву.
На минуту воцарилось зловещее, ликующее, напряженное молчание, все смотрели на мальчика, а тот под их взглядами лишь тяжело, часто дышал и чувствовал, как у него сильно, от shy;рывисто бьется сердце. Потом Виктор Мансон неторопливо вышел вперед, протянул короткую, толстую руку, широкие ноздри его загорелого, надменно вздернутого носа презрительно разду shy;вались. А голос, негромкий, издевательский, улещивающий, с отвратительной насмешкой звучал почти в лицо мальчику:
– Ну-ну, Обезьянус. Не артачься, маленький Обезьянус. Смирись и прими неизбежное, маленькая Обезьянка!.. Сюда, Макака! Иди, Макака! Сюда, Макака!Иди, Макака! Иди, полу shy;чай свои орехи – Макаша-Макаша-Макаша!
И пока его приятели отвратительно хохотали, Виктор Мансон снова шагнул вперед, его загорелые короткие пальцы с бородавка shy;ми на тыльной стороне сомкнулись на левой руке мальчика; вне shy;запно мальчик вздохнул в слепом кромешном ужасе и горькой му shy;ке, он знал, что должен умереть, никогда больше не дышать с позо shy;ром в тишине и покое, или утратить всякую надежду на легкость в душе; в его невидящих глазах что-то расплылось, потемнело – он нырвался из коротких пальцев с бородавками и ударил.
Нанесенный вслепую удар пришелся по толстой, загорелой шее, и она с бульканьем подалась назад. Жгучая ненависть на миг застлала мальчику глаза и вернула им зрение; он облизнул губы, ощутил горечь и, всхлипывая горлом, двинулся к ненавист shy;ному лицу. Сзади его крепко схватили за руки. Держа мальчика, Сид Пертл заговорил, его противный голос звучал с угрозой и уже неподдельной злобой:
– Постойте-постойте! Погодите, ребята!..Мы просто шутили с ним, так ведь, а он в драку полез!..Верно?
– Верно, Сид! Так и было!
– Мы-то думали, он мужчина, а это, оказывается, маленький злючка. Просто подшучивали над ним, а он разозлился. Не можешь принимать шутки по-мужски, да? – негромко, зловеще произнес Сид в ухо своему пленнику и при этом слегка встряхнул его. – Ты просто маленький плакса, скажешь, нет? Трус, бьющий исподтишка.
– Пусти, – выдохнул мальчик. – Я покажу тебе, кто плакса! Покажу, кто бьет исподтишка!
– Вот как, малыш? – спросил Виктор Мансон, тяжело дыша.
– Да, вот так, малыш! – злобно ответил мальчик.
– А кто говорит, что это так, малыш?
– Я говорю, малыш.
– Лучше не напрашивайся, а то получишь!
– Сам получишь!
– Вот как?
– Да, вот так\
Наступила пауза. Мальчик, тяжело дыша, кривил губы; во рту у него ощущался едкий, отвратительный вкус, сердце противно сжималось от животного страха, голова чуть кружилась, под ло shy;жечкой образовалась какая-то пустота, колени слегка подгиба shy;лись, исчезло все недавнее золото дня, пение, зелень; в солнечном свете осталась только противная белизна, все виделось с какой-то неприятной резкостью; лица противников внезапно заострились, в резких взглядах засквозила острая ненависть, у обоих пробуди shy;лась древняя жажда убийства.
– Ты лучше не задавайся, – неторопливо произнес Виктор Мансон, тяжело дыша, – а то кто-нибудь тебя отделает!
– И ты знаешь, кто?
– Может, знаю, а может, и нет, не скажу. Это не твое дело.
– И не твое тоже!
– Может, – сказал Виктор Мансон, жарко задышав и сделав крохотный шажок вперед, – может, я сочту, что мое!
– Что оно твое, счесть можешь не только ты!
– Знаешь кого-нибудь, кто этого хочет?
– Может, да, а может, нет.
– Уж не ты ли?
– Может, да, а может, и нет. Вот тебе и весь сказ.
– Ребята, ребята, – заговорил Сидни Пертл спокойно, на shy;смешливо. – Вы злитесь друг на друга. Разговариваете в резких тонах. Так, смотришь, у вас и до драки дойдет – где-нибудь к Рождеству, – негромко съязвил он.
– Если он хочет выяснить отношения, – злобно сказал Вик shy;тор Мансон, – то знает, что надо делать.
– И ты тоже знаешь!
– Ребята, ребята, – мягко съязвил Сидни Пертл.
– Деритесь, деритесь! – сказал Гарри Нэст и украдкой хихикнул. – Ну, когда начнется настоящая драка?
– Черт возьми! – грубо вмешался Карл Хутон. – Они не хотят драться. Оба до того трусят, что вот-вот намочат штаны. Хо shy;чешь драться, Мансон? – вкрадчиво, жестоко спросил он, угро shy;жающе подходя к нему сзади.
– Если он хочет выяснить отношения…- начал снова Мансон.
– Ну так выясняйте! – выкрикнул Карл Хутон с грубым сме shy;хом и сильно толкнул Мансона к его схваченному за руки про shy;тивнику. Сид Пертл толкнул своего пленника навстречу Мансону; через секунду они, пригнувшись, кружили друг перед другом. Сид Пертл спокойно произнес:
– Если они хотят подраться, не мешайте! Отойдите назад, дайте им место.
– Стойте!
Это слово прозвучало почти монотонно, но с такой спокой shy;ной, непоколебимой властностью, что все ребята остановились и с изумлением посмотрели в ту сторону, откуда оно раздалось.