Судя по бледным лицам и испуганным глазам, никто не собирался делать подобных заявлений.
– Ну что же, надеюсь, что мы с вами сработаемся, и мне не придётся прибегать к крайним мерам, – сказала Кира голосом, от которого несчастных тружеников арифмометра пробрала дрожь. – Сейчас с вами всеми по очереди побеседуют мои сотрудники. Беседы будут происходить в присутствии эмпата, так что советую отвечать только правду.
Несколько дней я ходил, не решаясь завести с матерью разговор о Хомском. Просто не знал, что ей сказать. По правде говоря, я и сам не был уверен, что так уж хочу его выздоровления, и это, конечно же, не добавляло мне решительности. В конце концов я настолько устал от этих раздумий, что решил не мудрить с каким-то планом разговора, а просто поговорить, и что из этого выйдет, пусть то и выйдет.
– Ко мне, кстати, подходил на прошлом приёме Беримир Хомский, – небрежно сказал я за обедом, после того как обсуждение планируемой посадки плодовых деревьев возле второго флигеля окончательно увяло, и все замолчали.
– Вот как? – равнодушно отозвалась мама.
– Рассказал, что у Путяты опухоль мозга, и целители помочь уже не могут.
– Туда ему и дорога, старой сволочи, – с чувством сказала мама. – Я хорошо помню, как он меня встретил. Вот скажи мне, Кеннер – как так получается, что близкие родственники ведут себя как последние подонки?
– Да не так уж редко такое происходит, – пожал я плечами. – Случаются в жизни и более странные вещи. Например, когда они потом приходят с просьбой о помощи.
Мама со стуком положила приборы и упёрла в меня пристальный взгляд. Я почувствовал себя слегка неуютно.
– Да, мама, ты правильно догадалась, – вздохнул я. – Беримир умолял.
– И что ты ему ответил?
– Я ответил, что это будешь решать ты, и если ты скажешь «нет», то я ничего сделать не смогу.
– То есть ты не отказал ему, а пообещал поговорить со мной, – сделала она логичный вывод. – И что тебя на это подвигло? Объясни.
Я почувствовал некоторое облегчение – по крайней мере, она не отказала с порога и не прекратила разговор, а хотя бы согласилась выслушать мои аргументы.
– Здесь довольно сложная ситуация, мама, и я сам отношусь к этому очень неоднозначно. Если Путята умрёт, я по нему и слезинки не пророню. Но ведь Путята – это не все Хомские. Такие отношения между родственниками, как у нас сейчас – это неправильно, и очень многие Хомские тоже так считают. А главное, что так считает наследник. Мы давно уже договорились с Беримиром о нормализации отношений, когда Путята, наконец, сойдёт со сцены.
Мама смотрела на меня не отрываясь и молчала, и я от этого ощущал себя очень некомфортно.
– Но проблема здесь в том, – продолжал я, – что это для нас Путята – старая сволочь, а вот Беримир отца любит. И если мы откажем ему в помощи, о восстановлении отношений можно будет забыть. Воевать мы, конечно, не будем, но это будет всегда стоять между нами. Мы с Хомскими станем друг для друга чужими, уже окончательно.
– С Путятой мы и так своими не станем, – указала мама.
– Мы можем поставить условие, чтобы он передал главенство Беримиру.
– А с чего ты взял, что они искренне хотят помириться? Почему ты не допускаешь, что они просто хотят по-родственному пролезть поближе ко мне?
– Я, конечно, не знаю, что там у них в головах творится, но я точно знаю, что Беримир хотел восстановить с нами отношения задолго до того, как ты возвысилась. Был, правда, ещё один случай, когда у Путяты из-за нас были неприятности с родичами, но это было уже после твоего возвышения, так что там трудно уверенно говорить о мотивах.
Мама молчала, глядя куда-то вдаль. Наконец она снова взяла в руки вилку с ножом.
– Лена, передай, пожалуйста, горчицу, – сказала она, опять приступая к эскалопу.
Дальнейший обед протекал в полном молчании.
Глава 6
Боевая практика у нас по какой-то неизвестной нам причине задержалась, и первого занятия я ждал, пожалуй, даже с нетерпением. За прошедшие два года я постепенно проникся уважением к Генриху Менски. Он, конечно, не упускал случая повеселиться за счёт студентов, и образ садиста-затейника прилип к нему довольно прочно и отчасти заслуженно. Однако если приглядеться, то можно было с удивлением обнаружить, что студенты у него никогда не получают травм. Точнее, если изредка и получают, то исключительно друг от друга. При этом учил он превосходно – даже Иван уже совершенно не походил на деревенского увальня, и добиться этого за каких-то два года было поистине поразительным результатом. Если учесть, что именно боевая практика была для нас залогом выживания, то можно было смело сделать вывод, что нам здорово повезло с преподавателем.