Всё-таки, что ни говори, а общественное положение само по себе даёт аристократам нечестное преимущество. Кто бы пошёл на персональную выставку никому не известной художницы, никогда раньше не выставлявшей свои картины на публику? Ну, кроме разве что друзей и близких родственников? Однако если никому не известная художница носит фамилию Менцева-Арди, то это кардинально меняет ситуацию. Все сколько-нибудь заметные газеты прислали своих корреспондентов, по залам бродили представители практически всех аристократических семей и родов, а руководство Гильдии живописцев и скульпторов присутствовало в полном составе. Хотя с последними-то всё было ожидаемо — попробовали бы они не присутствовать, учитывая, сколько Ленка регулярно им жертвует. Выставка определённо стала заметным событием в культурной жизни Новгорода. Но что меня поразило больше всего, так это то, что и у входа выстроилась длинная очередь обывателей, вроде бы никак с нашей семьёй не связанных. То ли газеты создали совсем уж несусветный ажиотаж, то ли народ и в самом деле интересуется, что там малюют аристократки в перерывах между шопингом и угнетением крестьян.
Я переходил из зала в зал, кивая многочисленным знакомым, и изредка останавливаясь поговорить. Так постепенно и добрался до зала, в котором ещё не был, где и обнаружил Алину.
— Привет, Кен, — улыбнулась мне она, мимолётно коснувшись губами моей щеки. — Я вижу, ты популярен среди некоторых художниц.
— Сам не ожидал, честно, — признался я, с изрядным смущением оглядывая зал. — Оказывается, Лена не всё мне показывала. Далеко не всё.
Этот немаленький зал был целиком посвящён мне. Кеннер хмурится, Кеннер улыбается, Кеннер сидит за столом, сосредоточенно делая пометки в бумагах, Кеннер в тренировочном костюме бежит по аллейке. Кеннер был везде. В целом картины показывали меня в таком лестном свете, что я действительно почувствовал смущение. Если бы у меня были хоть малейшие сомнения в том, что жена меня действительно любит, они бы сейчас испарились без следа.
— Очень интересно посмотреть на тебя глазами Лены, — с улыбкой продолжала Алина. — Я, конечно, всегда знала, что она к тебе хорошо относится, но даже не подозревала насколько.
— Не смущай меня, Лина, — попросил я, — я и так смущён дальше некуда.
— Ещё и скромный, — хихикнула она. — Ну всё, всё, больше не буду.
— Как тебе выставка вообще? — немного неловко перевёл я тему.
— Неожиданно, — призналась Алина. — Нет, я помню, ты говорил, что Лена хорошо рисует, но вот это вот всё далеко выходит за рамки просто «хорошо рисует». Это талант без всякого преувеличения. И судя по количеству картин, рисует она очень давно. Почему же вы раньше ничего не выставляли?
— Разговоры про это шли уже несколько лет, но как-то всегда находились более срочные дела, а сама Лена никогда не настаивала, — повинился я. — Нехорошо, конечно, так относиться к жене, но почему-то мне и в голову не приходило, что это может быть для неё важным.
— Ну хоть сейчас об этом задумался, значит, всё-таки не безнадёжен, — одобрительно улыбнулась Алина. — Как у тебя вообще дела? Что-то давненько мы с тобой не виделись — может, заглянешь к нам как-нибудь?
— Может, и загляну при случае, — я не стал обещать ничего определённого. — Много дел сейчас навалилось, да и вообще время какое-то напряжённое.
— Греки, — понимающе кивнула она. — Да, чувствуется в воздухе напряжение. Рано или поздно либо у Греков нервы не выдержат, и они что-нибудь сотворят, либо кто-нибудь из шавок наберётся смелости и укусит первой. Впрочем, Гана вроде упоминала, что князь тебя тоже в это дело затянул.
— Тянул, но я отказался, — отрицательно покачал я головой.
— Почему? — удивлённо подняла бровь Алина.
— Не моё, — развёл руками я. — А ты участвуешь?
— Нет, — едва заметно улыбнулась она.
— Почему?
— Не моё, — она развела руками, копируя мой жест.
— Нет, в самом деле — можешь ответить, почему? — настаивал я. — Я к чему спрашиваю — всё же я в сомнениях насчёт того, правильно ли поступил, отказавшись от такого выгодного дела. Принципы принципами, но уместно ли это для главы семьи?