– Я люблю тебя, Антон, и всю жизнь буду любить. Я открыл глаза, и эта фраза отрезвила меня, даже член в штанах приуныл и обиженно ослаб.
– Подожди, – осипшим голосом произнес я, но она меня не слышала. Ее руки расстегивали мою рубашку, а губы покрывали поцелуями шею, проходя по ключицам и возвращаясь. – Милан – простонал я, пытаясь сделать все правильно.
– Да, – выдохнула она в мои губы, отвлекая меня жарким поцелуем. Дразнила, всасывала в себя нижнюю губу, очерчивала контур языка моих губ. В то время как ее теплые и атласные ладони путешествовали по моей груди, останавливаясь на сосках. Остро. Нельзя!
– Милан, – уже громче сказал я, пока меня не заглушили ее губы.
– М-м-м, – промычала она, прокладывая путь к моему паху, поглаживая руками уже готовый член. Он жил своей жизнью, не слушая меня, как и сама Милана. Вот ее руки начали расстегивать пряжку, продолжая заводить и водить языком по коже над кромкой брюк. Я сжал руками ее голову, сам не зная, чего хочу. Оставить ее там или насадить на себя.
– Малышка, – зажмурившись, сказал я, хватаясь за ее плечи и поднимая на себя.
– Антон, ты не хочешь…
– Нет, я хочу поговорить. Сейчас, – перебил я ее, и она удивленно посмотрела на меня. Затем ее лицо изменилось, глаза блеснули озорством, а губы растянулись в ленивую кошачью улыбку.
– Ты хочешь услышать, как я хочу тебя? – низким голосом произнесла она, и от этого тембра нервные окончания всего тела взбунтовались, умоляя продолжать. – Что ж, скажу. – Она склонилась над моим ухом, а ее рука быстро опустилась к члену. – Хочу тебя до безумия в голове. Жажду, чтобы ты трахнул меня, разорвал на части. Ее пальцы поглаживали головку члена под боксерами. Когда она успела расстегнуть мои брюки?
– Твою мать, – простонал я, зная, что не хватит сил.
– Мне снился сон, как ты берешь меня сзади, помнишь, как тогда в душе. Прохладная вода, мокрые тела, а звук нашего соития… Все! Это был конец. Захотелось орать, удариться обо что-то и сдохнуть от жара внутри. – А завтра в ресторане мы продолжим, сбежим куда-нибудь. Может, на парковку за порцией минета и горячего секса.
– Хватит! – Мой голос даже приобрел нотки истерики.
– Ты уже готов, у тебя стоит, всегда стоит, – продолжала она мурлыкать мне на ухо.
– Нет, Милан! – повысил я голос и оттолкнул ее от себя. Вскочив с постели, наспех застегнул брюки и начал дышать. Больно. От всего больно.
– Антон, ты чего? – испуганно спросила она, и я, сжав кулаки, повернулся. Должен.
– Это лишнее, понимаешь? Мы должны были поужинать. – Я обвел руками спальню и отвел глаза от румянца на ее щеках. Она дышала страстью, а я не мог, как бы ни хотел, использовать ее.
– Ты настолько хотел есть? Мог бы сразу сказать, – рассмеялась она и встала. – Тогда пошли. А потом, надеюсь, ты будешь благосклонен к…
– Нет, – перебил я ее. – Нет, Милан. Ты меня не поняла. Хеппи-энда не будет. Между нами больше ничего не будет.
– Что? – переспросила она, быстро моргая.
– Ты сама говорила, что между нами только секс…
– Но ты сказал, что любишь меня! – возразила она.
– Я не знаю, что такое любовь. Не знаю! – заорал я. – Я думал, что это любовь. Но сегодня все изменилось. Буквально все.
– Это из-за аварии? Антон, да мы справимся, – осторожно улыбнулась она и сделала шаг в мою сторону. Слишком близко. Слишком опасная. Родная и далекая.
– Да, из-за нее, ты права. Но ты, наверное, придумала себе, что я боюсь тебя потерять, поэтому решил все прекратить. Верно? – ненавидел себя за эти слова. Готов был врезать самому себе, уничтожить себя, умирая от прерывистого дыхания Миланы, от сдвинутых бровей и непонимания в глазах.
– Да, вполне логичное объяснение, – кивнула она.
– Ты ошибаешься. Я подумал о другом. Если ведется охота на меня, а ты будешь рядом и, не дай бог, с тобой что-то случится, я возьму на свои плечи ответственность за твою жизнь. Но не хочу этого. Не готов к этому. Мне комфортно так, понимаешь? Потрахаться, поиграть и разойтись без претензий. Нам отлично в постели, я не отрицаю. Ты заводишь меня, как никто другой. Но разве это любовь? Нет. Это похоть. Секс. Животный инстинкт. А любовь – это иное. Сегодня с ума сошел, видно, решив, что у нас с тобой все получится. Но сейчас осознаю все здраво. А утром нет. Чувствовал вину за то, что с тобой сделал. И хотел както обрадовать тебя. Пришло время нам просто пожать друг другу руки и попрощаться, как любовникам. Тело дрожало от произнесенного монолога, а вокруг меня сгустился мрак. Моя душа впитывала его, когда смотрел на девушку, которую каждым словом убивал. Но придет время, малышка. Я вернусь. А если не вернусь, то больше никому не буду принадлежать. – Не собираюсь жениться на тебе. Да, я не создан для брака. Все слишком запуталось, ты достойна лучшего, чем я. Не хочу связывать себя обязательствами. Посмотри на меня, Малыш…
– Не смей так меня называть, – сухо произнесла она, подняв голову. – Не смей. Для тебя я с этих пор Милана.
– Малыш, – примирительно сказал я, но получил злой взгляд, полный горечи и ненависти. Заслужил. – Прости меня, прости за все. Я не твой принц, малышка, не твой. Но и Александр не он. Он опасен так же, как и я. Хочу, чтобы ты была счастлива. Спасаю тебя от самого же себя. Я разрушу тебя.
– Убирайся, – процедила она сквозь зубы.
– Малыш, мы же взрослые люди…
– Милана! Мать твою, для тебя я Милана! – рыкнула она и сделала шаг ко мне. – Ты считаешь, что я вижу в тебе своего принца? Ошибаешься. Да, люблю тебя. Плевать на это. Но себя люблю больше. И буду молиться, чтобы тебя прикончили. Потому что такой выродок, как ты, не имеет права ходить по планете и дышать воздухом вместе с нормальными людьми. Ты трус. Ты боишься даже попробовать быть постоянным, но не потому, что ты сам легок на передок. А потому что в том случае девушка увидит, какое ты на самом деле ничтожество. И она бросит тебя, поэтому ты всегда все рубишь сплеча, чтобы самому не обжечься. Но когда-нибудь ты забудешь обо всем, потеряешь бдительность, это и будет любовь. А теперь свалил из моей комнаты! Я пожала твою руку. Она толкнула меня в грудь, а я закрыл глаза. Попала в цель, в яблочко. Ответила мне за боль с тройной силой. Она слишком хорошо меня знает, ведь всегда точно била по самым воспаленным участкам души. Но видит чувак наверху, я не хотел, чтобы она страдала. Так почему он мне не поможет?
– Малыш…
– Милана, тупой осел! – Ее кулак встретился с моей челюстью, на что я от неожиданности выдохнул. Вот это удар. Блин, как больно. Я подвигал челюстью и посмотрел на девушку, разрабатывающую руку. – Уходи, ты достаточно уже сказал. А я ведь дура, полная идиотка, раз решила поверить, что у мумии еще бьется сердце, – горько рассмеялась она. – Вываливайся из этой комнаты. Знал, что должен уйти, но не мог. Смотрел на нее и растирал скулу, пока сердце внутри билось яростно и глупо. В этот момент понял, насколько люблю ее.
– Прости, Милана, – произнес я и вышел из спальни, закрывая за собой дверь. Громкий стук в панель, и что-то разбилось. Возможно, мое сердце? Или ее? Или то хрупкое, что мы берегли друг для друга? Не важно. Разве я смогу поправить все? Вряд ли. Обличил ее страх, как и она мой. И от этого еще гаже внутри. Прижался лбом к двери и начал дышать. Ведь должен радоваться, что получилось все хорошо. Теперь она не подойдет ко мне, а одного ее взгляда, полного ненависти и отвращения, хватит, чтобы остудить меня. Я сделал это ради нее. Ведь если бы рассказал всю правду, то где-нибудь бы прокололись. И мне необходима холодная голова на плечах, а не то, что происходило со мной эти дни. Мысли постоянно были заполнены Миланой, ежесекундно. Я молодец, сделал все правильно. Да кого обманываю? Сглотнул, во рту стоял неприятный горький привкус. Сердце пронзала острая боль, словно кто-то резал его ножом. Я потерял ее. Всхлипы за дверью отдавались внутри. – Я люблю тебя, малышка. Так тебя люблю, – одними губами сказал дереву и сжал зубы, чтобы не закричать это. Чтобы не подвергнуть ее опасности. Развернувшись, зашел к себе и закрыл дверь, запирая на ключ. Опускаясь по двери и садясь на пол, сжимая руками голову. Мне необходимо одиночество, чтобы… чтобы… – Черт, – проскулил я, и незнакомый ком поднялся в горле, застревая. Его не было возможности сглотнуть, удалить или просто откашлять. Глаза неприятно зашипало, и теплая капля упала на брюки. Почему мужчины плачут? Должны ли они плакать? Да. Иначе тебя нахрен разорвет от внутреннего айсберга разочарования. Нет, не в ней. В себе. Ты строил воздушные замки, а реальность сурова. Когда наступает утро в твоем разуме и розовый туман ночи уходит, ты превращаешься из сопливого ублюдка в полного мудака. Ты мечешься от решений к мечтам, уже путая их. И слезы – это необходимая эмоциональная составляющая, чтобы не сойти с ума от одиночества. Телефон Алекса завибрировал в брюках, а я судорожно вздохнул. Не хочу ни с кем говорить, хочу сам себя пожалеть, поскулить и выйти, готовый к борьбе. Мне нужны минуты, возможно, часы тишины. Но нет, какой-то урод решил, что у меня нет на это права.