- Я надеюсь, ты еще не забыл, чем она тут занималась в твое отсутствие несколько лет назад? А я тебя предупреждала, что принесет она тебе в подоле, да не думала даже, что сразу двоих! Какое бесстыдство, если бы только Папенька знал!
Воспоминания о былом снова унесли Владимира Петровича в прошлое, когда через пару месяцев после рождения Наташи он уехал в Поволжье восстанавливать графские хозяйства, и не возвращался почти два года. На то были причины, каждый раз разные – дела, дороги, происшествия, погода и множество других. И это продолжалось до тех пор, пока не пришло письмо от тётушки, в котором она сообщала любимому племяннику, что жена его молодая увлеклась приезжим графом N, который ныне частенько захаживает то на чай, то на обед, и ставя акценты на том, что Ольга Ивановна утратив в замужестве свой княжеский титул, мечтает о большем, намекала, что подол нынче у супружеских нарядов обширный, и можно кого угодно в нём принести в дом. Юный Демидов в кратчайшие сроки выехал в родную усадьбу. Застал Ольгу Ивановну за игрой с уже подросшей и весело болтающей дочерью. Он не стал выяснять правды. Оленька ни одного шага не сделала из дома после его возвращения, и ему этого было достаточно, чтобы оставить ситуацию так, как есть. Было и было, решил он тогда, сам виноват, ежели было. Однако в отцовстве своем в отношении близнецов, родившихся через два года после того, нисколько не сомневался.
Приняв же к сведению тётушкины сокрушения о родном папеньке, Владимир Петрович еще раз пришел к выводу, что не все в ее престарелой головушке под пышным париком, какие теперь уже не в моде, работает так, как должно. Раньше она не была такой. Да и дедушка был совсем других нравов, не в пример ее словам о нем. Понять за что Екатерина Владимировна так невзлюбила Ольгу и их детей, Владимир не мог даже представить. Но обстановку в доме, теперь и без того весьма сложную, этот факт накалял невероятно. Если бы он мог переступить через себя, свою совесть и азы воспитания, внушенные любимым дедом, он бы отселил старую вдову в отдельный дом, обеспечил всем необходимым, и забыл все ее слова о его супруге. Он не мог. Не так его воспитывали.
Тётушка не умолкала еще на протяжении нескольких минут, продолжая распекать Ольгу. Когда она, наконец, покинула кабинет, Владимир на секунду снова взялся за чтение, но тут же отложил листы не в силах сосредоточиться. Встал и повернулся к окну. Сложил руки за спиной и долго смотрел на парк, переводя взгляд с фонтана на цветники, с цветников на речку, и снова возвращался к фонтану. Струя его поднималась высоко вверх, почти до уровня второго этажа, а потом вода стремилась вниз, и множество мелких капель разлетались в стороны, блестя на утреннем солнце.
Он думал об Ольге. Как долго продлиться её связь с Николаевым? Не пора ли принимать меры, пока тётушка не перешла в наступление и не устроила громкую сцену. Неужели Оля полюбила его? Чем тот лучше мужа, который всего себя отдаёт семье и заботам об их общем доме?
Парк манил Владимира Петровича в свои тенистые аллеи, и он, пройдя через утреннюю столовую, вышел в открытое окно. Со стороны псарни слышался радостный лай собак, вероятно, Наленька уже явилась преподавать в свою школу. По старой привычке сложив руки за спиной, он не спеша направился к лесу. Мысли его блуждали по лабиринтам памяти, воскрешая воспоминания о долгих прогулках пешком под руку с молодой женой, скромной и добродушной, о конных прогулках в компании приезжих гостей, о том, как учил его дедушка держаться в седле много лет назад, а потом он сам учил свою дочь. Еще парочка годков, и его смешливых мальчишек тоже можно будет сажать в седло. Птицы пели над его головой, неподалеку шумела река Лопасня, раздвигающая своими водами лес. Иногда они устраивали пикники на ее берегах, малыши носились по траве, звонко смеясь, Оленька с улыбкой наблюдала за ними, а он наблюдал за ней. Мечтал быть ближе к ней, обнимать ночами, целовать не в гладкую щечку, а в губы алые, все так же, как и много лет назад, пытавшиеся скрыть улыбку. Он полюбил ее не сразу. Она была мила ему с самого начала, но семена любви не могли взойти так быстро, им как всему живому и настоящему требовалось время и внимание.
Размышления его прервались, когда из ближайшей белокаменной беседки вышла Анна Ивановна Миллер, вдовствующая графиня Уорик, старшая сестра Ольги. Женщиной она была обольстительной, с привлекательными изгибами, выразительными синими глазами, и прически носила по европейской моде с туго закрученными буклями на висках, иногда с высоким пучком на затылке, игриво высвобождая прядь волос, спадающую на длинную белую шею. Наряды ее также отличались откровенностью, хотя иногда Демидов ловил себя на мысли, что это такие же платья, что у его супруги, просто на ней они никогда не смотрелись бы столь открытыми. Все эти мысли о внешности и обольстительности графини не пришли бы ему в голову, если бы она не раздавала столь щедро свои авансы. Её игра была ненавязчивой и легкой, словно стаккато; появляясь то тут, то там, она расставляла на всем акценты, добавляла то изюминку, то перчинку. Владимир Петрович понимал это, но красота и доверительный нрав женщины были столь убедительны, что он не мог просто игнорировать ее.
- Доброе утро, милейший Владимир Петрович! – ласково улыбаясь, произнесла она.
- И Вам доброго утра, Анна Ивановна! – с поклоном ответил он. – Как Вам нынешние погоды? Конюх наш Евсеич, считает, что продлятся они еще день или два, а потом снова дожди.
- Такова весна, дорогой Владимир Петрович, природа нуждается в дождях, как все живое нуждается в воде.
- Вы правы, милая сестрица.
Анна игриво посмотрела на него своими широко распахнутыми глазами.
- Какая же я Вам сестрица, - промолвила она, поглаживая сгиб его руки, за которую держалась, - я сестрица Вашей дражайшей Оленьки, но не Ваша.
Анна Ивановна вышла замуж вскоре после младшей сестры. Супругом ее стал английский пэр, Кеннет Миллер, седьмой граф Уорик. Более пяти лет они жили в пригороде Лондона, вели роскошную светскую жизнь, наслаждаясь всеми возможностями, даруемыми знатным родом и большим состоянием. Год назад граф скоропостижно скончался при весьма сомнительных обстоятельствах, о которых Анна предпочитала не распространяться, чуть что, прижимая к лицу кружевной платочек, что останавливало всякие разговоры на эту тему. Поскольку после смерти Кеннета Миллера у него не осталось прямых наследников мужского пола, всё его состояние и имущество перешло в руки дальнего родственника, который при первой же возможности дал понять молодой и неутешной вдове, что дальнейшее ее существование его не интересует, и ей самое время возвращаться под родительское крыло. Собрав четырехлетнюю дочь, собственные вещи, включая дорогостоящие наряды, украшения и безделушки, а также прихватив личную горничную, Анна Ивановна покинула Британские острова навсегда.