– Скажи, в ближайший месяц ты встречалась с кем-нибудь из одноклассников Олега? Кто был на похоронах?
– После вынесения приговора я никого не видела и не хотела видеть, а со смертью Олега та история для меня окончательно закончилась. Я забрала тело из тюремного морга, привезла в Петербург, Олежку отпевали в Сампсониевском соборе…
– Прости, где? – подался вперед Брагин.
– В Сампсониевском соборе. Что здесь удивительного?
– Арина, зачем? – Брагин смотрел на нее с ужасом. – Своей местью Олега ты не вернешь. Даже если они в чем-то виноваты перед ним, перед тобой, ты не можешь вот так просто распоряжаться чужими жизнями. Арина, еще можно все исправить. Давай все обсудим. Давай…
– Уходи.
– Послушай меня, пожалуйста. Отпусти тех, кого держишь, и уезжай. За границу уезжай, откуда нет выдачи.
Она поднялась и молча вышла из кухни.
Идти за ней? Нет, так можно окончательно все испортить. Лучше сейчас оставить ее и попробовать поговорить еще раз завтра. Он достал из кармана визитку, авторучку и написал под номером своего телефона только одно слово: «Позвони».
6
– Я тебя просил не вмешиваться? Просил. Просил не выходить из дома? Просил.
Артем впервые видел Брагина настолько рассерженным. Час назад подполковник позвонил и не договорился о встрече, а поставил перед фактом: «Жди, сейчас приеду». Стало понятно: что-то случилось. Утром Артем заходил на черный сайт, но никаких изменений не заметил, по-прежнему в своих камерах томились Пяткин, Лапушкина и следователь Юберева. Под окошком, в котором шла трансляция из камеры Хухолевой, теперь висела надпись: «Иногда страх оказывается настолько сильным, что человек не способен его пережить, и тогда душа покидает тело. Может, смерть и является лучшим выходом. Но как быть с совестью?» Три камеры, приготовленные для остальных участников старой трагедии, по-прежнему выглядели пустыми.
И все-таки что-то произошло.
Обычно безукоризненно вежливый подполковник забыл о приветствии, проигнорировал предложение выпить кофе и сразу набросился на Артема, которого не отпускало ощущение, что все претензии, которые шли по его адресу, были предназначены совсем другим ушам. Словно подполковник вел диалог с кем-то другим и теперь просто срывался на том, кто оказался под рукой. Было обидно и непонятно.
– Я разобраться хотел, что произошло в особняке… – попытался оправдаться Артем.
– И как, разобрался? – рявкнул Брагин.
– Нет, но парни должны были знать, что им грозит опасность. Это неправильно…
– Помогло Маврину твое предупреждение? Он уже полсуток с чертями на сковородке пляшет или на лютне с ангелами играет.
– А ваша слежка Вадьке как помогла? – огрызнулся Артем. Несправедливо сваливать вину на него одного. Он обиженно отвернулся к окну. Потом все же выдавил: – Как его убили?
– Два выстрела сзади, один в спину, другой в шею. Умер мгновенно.
– Это не похититель. Ему Вадик нужен был живым.
– Сам знаю, – с горечью фыркнул Брагин.
– Он сказал, что знает, кто убил Ленку.
Брагин резко повернулся.
– Что?
– Вадька сказал, что знает, кто убил Лену. Обещал позвонить завтра, то есть сегодня.
– Теперь уже не позвонит.
Да, теперь уже не позвонит.
Рассказывать, собственно, было нечего. После встречи в особняке Брусницыных Маврин отправился домой, куда поехал Зайцев – неизвестно, а Беркович подвез Артема на Фонтанку. Нет, к Артему он не заходил, уехал сразу. Куда? Да кто ж его знает куда…
– Твое счастье, что трифоновская наружка видела, как ты зашел в дом и больше не выходил, а то был бы здесь сейчас вместо меня Кравченко со своими гоблинами. Он ведь до сих пор тебя подозревает, а ты ему такой козырь подарил.
Узнать вот так, мимоходом, что за тобой следят… Для подобного известия время нужно, чтобы переварить, а Брагин уже задавал следующий вопрос:
– Что за человек Беркович?
«Что за человек Беркович?» – мысленно повторил Артем. Кто бы знал…
Он и раньше затруднился бы ответить на подобный вопрос, а теперь, когда прошло девять лет, и подавно. Брагин как-то говорил, что тюрьма за девять лет может изменить человека, сделать совершенно другим. А заграница? Конечно, какие-то базовые характеристики личности вроде эмоциональности и темпа реакций остаются неизменными, но ведь обстоятельства и окружение тоже влияют на человека. Гошка и раньше был непростым типом, у таких людей с возрастом противоречивые черты только усиливаются. Мог ли нынешний Беркович убить человека? Ответа нет. А тот, девятилетней давности? Раньше Артем возмутился бы от самого вопроса, а сейчас? Сейчас он может лишь сказать: «Не знаю».