Лежа в крошечной моторке, Макс прижимал голову Стефани к своей груди, чтобы защитить ее от гулко стучащего двигателя. Они неслись на запад, по направлению к Ницце, оставляя справа пляжи и бухты Лазурного берега. По-прежнему ярко светило солнце, но пляж мало-помалу пустел: бронзовые от загара мужчины и женщины собирали свои вещи, складывали их в яркие полосатые плетеные сумки и неспешно шли в гостиницы, что высились вдоль берега.
— Еще немного, и будем на месте, босс, — сказал мужчина за штурвалом. — Берт ждет на нашем причале, он договорился насчет вертолета. Беда в том, что мы не знали, что вам понадобятся носилки или машина скорой помощи или… не знаю, что еще. Словом, когда прилетим в Марсель, там нас никто не ждет.
— Берт может позвонить из вертолета. Насчет скорой помощи и больницы.
— Ну да. Он знает, куда обратиться, ведь он прожил там всю жизнь.
Ницца казалась нагромождением зданий, видневшихся за лесом мачт стоявших в гавани судов. В кафе на Английском бульваре было полно народу. К вечеру люди пришли, чтобы пропустить стаканчик-другой. Макс смотрел на них, думая, что эта хорошо знакомая жизнь будет теперь не для него, и надолго. Затем он отвернулся, а моторка, тарахтя, медленно приблизилась к заброшенному участку гавани, рядом с приземистыми складами, и плавно ошвартовалась у причала, где было написано «Лакост и сын».
У причала стоял черный «рено», а рядом с машиной — невысокого роста, худощавый священник с каштановой бородкой. Пока люди Макса привязывали концы к причалу, он присел на корточки.
— Я слышал, что ты сегодня приезжаешь, и решил тебя встретить… mon Dieu, Макс, ты ранен! — Нагнувшись, он протянул ему руку. — А это кто? У нее кровь… Макс, что случилось?
— Произошел взрыв, судно пошло ко дну. — Ухватившись за руку священника, Макс с трудом выбрался из моторки. От острой боли, пронзившей его тело, он заскрипел зубами. — Рад тебя видеть, Робер. Нам нужна больница в Марселе.
— Больница нужна тебе сейчас. Забудем сегодня о Марселе. Думаю, это может подождать…
— Нет, не может. Разве что полчаса, Робер, не больше. Ты знаешь какого-нибудь врача в Марселе?
— Конечно. Но послушай, Макс, это же глупо, мы не знаем, насколько серьезно она… — Лицо Макса омрачилось. — Ну что ж, тогда в Марсель. Осторожно, друзья мои! — сказал он мужчинам в лодке, когда они, подняв безжизненное тело Стефани, опустили его на причал. Из ссадины на лбу теперь вновь сочилась кровь, с мокрых волос стекала вода с кровью, опухшие лицо и руки были покрыты синяками и мелкими порезами. — Несите ее в машину. Макс, садись сначала ты, на заднее сиденье, и держи ее, когда мы положим ее сюда… Теперь, друзья мои, поднимайте ее осторожно, но торопитесь, а то вертолет уже ждет.
Стефани привалилась к Максу, голова у нее болталась, когда машина на поворотах накренялась то в одну, то в другую сторону, но Макс крепко прижал ее к груди. С бешеной скоростью проносились с обеих сторон здания, пальмы, цветники, полицейские, но взгляд Макса словно застыл от бесконечной усталости и глухого, еле сдерживаемого гнева. Дурак, какой же он дурак, что дал им опередить себя!
Раньше им никогда это не удавалось; они никогда не могли даже пальцем до него дотронуться. Обленился, мелькнула мысль, поглупел, ослабил бдительность; на все было наплевать, на все — он посмотрел на женщину в своих объятиях, — кроме Сабрины.
Впрочем, не совсем так: он еще раньше намеревался осторожно свернуть свою деятельность в Англии и исчезнуть в подходящее время, но в последние несколько дней позволил себе оторваться от дел и вопросов, так или иначе связанных с выживанием и процветанием Макса Стювезана; он был всецело поглощен думами об этой женщине. Она так отличалась от Сабрины, которую он знал несколько лет назад, когда она была замужем за Дентоном.
Она меня словно околдовала, подумал он: Макс Стювезан настолько околдован Сабриной Лонгуорт, что забыл о необходимости все время держать ухо востро, что нужно наблюдать, выжидать, слушать… и вот теперь эти ублюдки чуть не убили меня. Чуть не убили нас обоих.
Он сжал ее руку еще крепче. Она жива. Он снова ощутил ту же радость, которая охватила его на судне, когда он нащупал ее слабый пульс. Она была жива и принадлежала ему. А он знал, что не просто околдован. Он был страстно влюблен в нее и желал, чтобы она была только с ним.
— Приехали, Макс, — сказал Робер, и они остановились рядом с вертолетом. Их ждали двое мужчин; они помогли Максу и Роберу перенести Стефани внутрь вертолета, спустя мгновение лопасти винта закрутились в душном воздухе, издавая натужный, пронзительный гул, и вертолет оторвался от земли.