— Аминь!.. Но Агафангел, мать Платонида?.. Он взят позавчера, и как могли вы молчать о сем за вечерней трапезой?!
В голосе пресвитера прозвучало явное раздражение, выпуклые глаза его сверкнули нетерпением и злостью.
— А кто, брат Конон, неуемно расточал словеса за столом, кроме токмо пресвитера? — огрызнулась Платонида, встретив его взгляд не менее злобным взглядом. — Рабы немы, егда глаголет господин их, говорит Екклесиаст главою…
Не дослушав, Конон встал и вышел вон.
В горнице Коровина пресвитер задержался еще меньше. Косясь на окно, озаренное последним лучом заката, и жужжа себе под нос какое-то песнопение, он порылся в своем баульчике. Привыкший к подглядываниям Прохор Петрович заметил, как обожаемый им полубог спрятал спереди под толстовку большой черный револьвер.
Конон же снова скрылся в молельне.
Гурий шагал там из угла в угол, огоньки светильников колебались, точно от порывов ветерка, по стене металась лохматая тень. Конон с минуту стоял, наблюдая, потом кашлянул, и Гурий остановился.
— Ну? — спросил он, вперяя свой петушиный взгляд в побагровевшее лицо пресвитера.
— Агафангел погиб для нас, господин Гурилев, — сказал Конон. — Страшусь предательства и полагаю во благовремении удалиться. Даже Платонида обуяна, э-э, сомнением и завтра выводит сестринство в другую обитель.
— Х-ха, лешак, корабль давай на дно, старый крыска — берегом! Вот лешак так лешак!.. Ладно, слушайте, я много думовал и решился делать красивый дело!..
Гурий в десяти словах сказал о пруде.
Конон не выказал ни отрицания, ни колебания: ему было не до пруда; его подмывало тотчас вскочить и бежать, не заходя даже наверх, но решение навсегда избавиться от своего слишком строптивого друга удерживало пресвитера в молельне. Надо было подумать, как это сделать.
XI. КРОВЬ НА ТРОПЕ
Николай спал и над чем-то смеялся.
— Коленька, ты так хохочешь, что мороз по коже, — разбудила его Лизавета.
— Приехали?..
— Кто?.. А-а.. Не знаю, только-только пришла, на плотине работали полубригадой. Рогов с электростанцией торопит — охота ему к зиме свет дать, ну и мы тоже… Ты вставай, Коленька, поешь, да я прибираться стану.
В единственное на запад окно избы, казалось, с яростью вламывался розовый луч заходящего солнца. На крашеной желтой лавке черными шариками перекатывались мухи. Старинные, в аршин шириною, половицы белели, точно свежевыструганные, а в еле заметных щелях между ними мышиными глазками проблескивали песчинки, осевшие там после недавнего мытья пола.
— Не понимаю, чего тебе прибирать, — проговорил Николай, подходя к умывальнику. — Вон мух следовало бы выгнать.
— Вытурю и мух, и проветрю, и пыль соберу на вехотку, — весело ответила Лизавета, собирая на стол. — Не могу же я, Коленька, привести девчат в неприбранный дом; они и без того намаялись в грязном подвале.
— Все-таки пойдешь, приведешь?
— С Арсеном договорились.
— Я бы и сам мог привести.
— Коленька, не обижай меня, как вчера, не надо… Понимаешь ты, что с тобой они могут не пойти, постесняются… Садись ужинай.
— Знаешь, Лизута, ты мне сегодня шибко нравишься, — шутливо сказал он, принимаясь за жареного кролика.
— Ой, шибче, чем вчера?!
— Да… Смеешься, подмурлыкиваешь?..
— Сказать почему? Ладно, назавтра приберегала, да распирает всю. Рогов мне письмо показал из райкома, на курсы избачей меня посылают.
— О-о-о! Это Андрей Андреич постарался.
— В область на три месяца… Отпустишь?
— Сам свезу… У нас с Фролахой тоже задание от Рогова — закупить арматуру для электро и радио, ого?!
— Вот как наши!.. А я рада, что бабочки кстати пришлись: похозяйничают, да, Коля?
— Чего лучше, если так!
Прямо из-за стола Николай отправился в правление колхоза: нужно было узнать, приехал ли милиционер, и если да, договориться, когда и как начать операцию, затем подготовить своих охотников, наконец для отвода глаз четверть часа посидеть на отчете кладовщицы. Выйдя, он некоторое время с крыльца полюбовался закатом, потом, мальчишески усмехаясь, прошел к окну и постучал в раму.
— Лизута!
— Ау! — откликнулась Лизавета и подошла, как была, со стаканом в руке. — Ну что, Коленька?
— Минутку… Теперь все, точка… Просто захотелось поглядеть на тебя при закате.
— Честное слово, жених женихом! — весело засмеялась она, покачав головой. — Лучше-то не выдумал?