Арсен прыснул со смеху и зажал рот ладонью.
— Ладно, Лизавета Егоровна, — сказал он потом. — Я согласен, ведите их к себе. Пускай до осени поболит моя голова, на ней не сидеть!.. Только я ходить стану, а прогоните — вовек не родня и не видать вам моей свадьбы!
— Попляшу еще, как свахой поеду.
— Ваши бы уши да богу в руки!.. Ну, а теперь я пойду: еще разок пригляжуся, милицию с охотниками встречу и ходы-выходы укажу; Николай Трофимыч велел. А сектанточек к вам сюда представлю… Пока, пока, уж ночь недалека!
Пригибаясь к тропе, он ушел на усадьбу.
Глядя ему вслед, Лизавета подумала: кто же из милиционеров приехал, уж не тот ли, который говорил, что милиция со старухами не воюет. А, собственно, одна ли милиция повинна в том, что столько лет висела здесь эта черная паутина?.. Разве узарцы не догадывались, не знали?.. «А разве Минодора к кому-либо ходила? — спросила себя молодая женщина и рассудила: — Ну, и к ней никто ни за чем не ходил. Кому надо тащиться на гору к богатой гордячке, если у каждого есть ближние и хорошие соседи? Потом ее больная племянница — страшились ненароком увидеть падучий припадок и обходили дом стороной. Да еще наша староверская заповедь: знай сверчок свой шесток. А кто в Узаре не старовер?!»
Вдруг на дворе Минодоры раздался дичайший вопль. Лизавета вскочила. Крик повторился, и к пряслам донеслись довольно четкие слова:
— Прошка!.. Медведь во дворе!
Вслед за женским голосом Лизавета расслышала мужской. «Уж не наши ли явились?» — с надеждой подумала она, перелезая через изгородь, и без опаски направилась к хоромам.
В обители же произошла неожиданность.
До последней крайности настороженная Капитолина решилась подслушать разговор пресвитера с Гурием, и то, что она уловила через дверь молельни, тут же подтолкнуло ее к келье Калистрата. Не постучав, чтобы не разбудить проповедницы с Неонилой, девушка вошла и потрясла спящего мужика за плечо:
— Калистрат, вставай, — с силой прошептала она. — Гурий лыжи намазал!
— Убег? — протрещав топчаном, вскочил Калистрат, — убе-е-ег…
— Покуда нет, а сейчас убежит вместе с Кононом… Его бы тебе не в пруд уволочь, а в милицию.
— Эва! — протянул он, широко распялив желтозубый рот. — Про омут было думано, а про милицию мы не того! Веревка-то вот она, а мешок…
— Ти-х-хо!..
Девушка приоткрыла дверь кельи и проследила, как вышедший из молельни пресвитер на цыпочках прокрался до дверцы в курятник и, по-волчьи озираясь, полез в нее. «До ветру, знать», — предположила Агапита, наблюдавшая за коридором из своей кельи.
Но она ошиблась; дело было совсем в ином.
Если Гурий, хрипя и слюнявя бороденку, продолжал смаковать свой замысел с прудом, то Конон мучался над загадкой: выдаст их Агафангел или не выдаст? Так и не разгадав загадки, он решил заняться Гурием и повел свою линию.
— Агафангел выдаст, — заявил пресвитер, перебив трескотню Гурия.
— Выдаст?! — вскочил тот. — Проклятый трусик!
— Боюсь, уж не обложены ли мы.
— Чекистом?!.
— Страшусь и за сестру Минодору, э, не в себе она.
— Минодорко сволочь! — выкрикнул Гурий и вдруг хлопнул себя ладонью по лбу: — А-а, вот оно, гнал меня лесом, болотом грозил. Вот оно, коть так, коть по-другому. Когда я сказал твоем прикоде, Минодорко побелел, как мертвяк! Пошто обитель все замки вешали, когда так было? Продался Минодорко, нашим шкуром откупался, вот что!
Конон опешил; неожиданно для него дело принимало другой оборот. Сгущая краски, он стремился напугать приятеля, выманить в лес, покончить с ним и вернуться под кров Минодоры. Теперь пресвитер перетрусил и сам. В похмельной голове созрел вывод: бесшабашный план диверсии Гурия, его сумасбродные «святые» письма напугали Минодору; она решила порвать с общиной и предаст, а быть может, уже предала, — недаром же прячется целые сутки!.. И недаром бежит Платонида… Нет, к дьяволу Гурия с дороги, к дьяволу!
— Господин Гурилев, надо уходить, — сказал пресвитер.
— Давно пора, лешак, пустим пруд на две курицы!
— Будьте готовы, я сейчас…
Не доверяя здесь больше никому, пресвитер решил сам проверить, безопасен ли выход из двора к речке.
Конон залез в курятник, Агапита осталась начеку.
В эти самые минуты Варёнка закончила работу в бане и направилась в обитель. Подойдя к наружному лазу курятника, дурочка увидела вылезающего изнутри пресвитера — косматое и большебородое чудовище, которого она здесь никогда не встречала — и в смертельном ужасе завопила, призывая на помощь старика Коровина.