— Получил, дорогой товарищ, получил! И совсем с другой стороны.
— Что именно? — Уваров подался вперед.
— Лейтенант Рябинин, который только что был здесь, — родной брат жены Барабихина. Он сегодня приехал из Берлина. Он должен был привезти сестре подарок от фрау Гартвиг, кольцо.
— Гартвиг! — не удержался капитан. — Мы о ней запрашивали.
Дымов постучал пальцем по пакету, который лежал перед ним на столе.
— Вот здесь ответ из Берлина на наш запрос. Домохозяйка Марта Гартвиг — мать активиста Союза свободной немецкой молодежи Пауля Гартвиг — честная, лояльная немецкая женщина. — Он помолчал и тихо добавил: — Ее уже нет в живых. Два дня назад она погибла под колесами легкового автомобиля. Об этом же нам сообщил лейтенант Рябинин.
Полковник умолк и задумался. Молчал и капитан Уваров. Так прошло несколько минут. Полковник вышел из-за стола и зашагал по кабинету.
— Возможно, что смерть фрау Гартвиг — трагическая случайность. В таком городе, как Берлин, она вполне вероятна. Но все, что предшествовало этой смерти, — очень странно, очень странно. Попробуем, Алексей Петрович, разобраться в том, что у нас есть…
Сергей Сергеевич подошел к столу, взял лист бумаги и размашисто написал: «Лаборатория „С“ — Барабихин», заключив эти слова в большой квадрат. Он соединил его с маленькими квадратиками и кружочками, каждый из которых имел свое название. Слева от большого квадрата он расположил всех, известных ему по Берлину лиц: владелец комиссионного магазина Штрумме, тонкой чертой соединенный с Гартвиг, тянулся далее через Рябинина к сестре лейтенанта и к Барабихину. А справа от большого квадрата появилась Липатова, с нею пунктиром был соединен Сиротинский. Подумав несколько секунд, Сергей Сергеевич зачеркнул линию, соединявшую Сиротинского и Липатову, и квадратик с Сиротинским оказался изолированным, но ненадолго. Возникла новая линия, она тянулась от Сиротинского прямо к Барабихину и останавливалась где-то на полпути, как выпущенная, но еще не долетевшая стрела.
Потом твердо, не раздумывая, Дымов соединил линии, идущие от кружочков с именами Штрумме и Сиротинского, и над точкой их соединения надписал — «Берлин».
Алексей Петрович Уваров внимательно следил за возникающей на бумаге схемой… Он начинал понимать ход мыслей начальника… И для него тоже схема переставала быть безжизненным, непонятным и неумело сделанным чертежным наброском. Она превращалась в поле боя. На схеме жили, сталкивались люди — друзья, враги; их планы, устремления, судьбы причудливо и пока еще не совсем ясно переплетались, противостояли друг другу. И в наступившей тишине, глядя на склоненную над схемой седую голову начальника, капитан Уваров ощутил прилив радости за то, что партия доверила ему, Уварову, большую и трудную работу чекиста, поставила его на линию огня.
— Алексей Петрович, — внезапно спросил Дымов. — Барабихины живут в отдельной квартире?
— Нет, Сергей Сергеевич. Я же докладывал. В квартире три комнаты. Две из них занимают Барабихины, а в третьей живет одинокая женщина. Учительница 254-й средней школы Анна Андреевна Кротова.
Выслушав помощника, Дымов прищурил глаза и тыльной стороной руки потер лоб, обдумывая внезапно возникшую мысль. Видимо, эта мысль пришлась весьма кстати, так как полковник, продолжая все так же щуриться, с довольным видом взглянул на Уварова и сказал:
— Вот что, Алексей Петрович! Бери-ка машину и быстро, вежливо, аккуратно доставь сюда соседку Барабихиных. Как ты ее назвал?
— Кротова Анна Андреевна.
— …Анну Андреевну Кротову… Без шума и посторонних глаз.
Уваров встал:
— Есть, Сергей Сергеевич! Разрешите идти?
— Иди, да поскорее!
Когда капитан вышел, полковник еще несколько секунд сидел в задумчивости, потом неторопливо снял телефонную трубку, набрал номер и попросил начальника немедленно принять его.
Глава восьмая. Увлечение Таси Барабихиной
Жене инженер-майора Ивана Васильевича Барабихина Таисии Игнатьевне Барабихиной шел 26-й год, и это очень огорчало ее. Она решительно не хотела стареть и свои 26 лет считала «ужасным возрастом». Об этом она обычно говорила с напускной грустью, которая все же не могла скрыть ее жизнерадостности и женского кокетства.
Выглядела Тася очень молодо, и многие знакомые, любители угадывать возраст, обычно ошибались — и давали ей не больше 20 лет. На смуглом овальном лице с правильными чертами выделялись черные блестящие глаза, искрившиеся весельем. Голову украшала замысловатая прическа из светлых, с золотистым отливом волос. Платья и костюмы спортивного покроя отлично гармонировали с ее стройной фигурой. Всем своим обликом она была похожа на девушку, только что вступающую в прекрасную пору своего расцвета.