Мальчик согласно кивнул. Разговор шел уже на ходу. Они спустились в урочище, и тропинка уперлась в ручей с прозрачной родниковой водой. По обеим сторонам ручья стеной стояли непроходимые заросли.
— Так, — уронил, остановившись Пащенко, — дальше дороги нет, кроме как русла этого ручья. Может, они вернулись обратно, — предположил Александр, имея уже в виду тех, кто был с Гурамом, — Не знали, что дороги здесь дальше нет и пошли наверх, а потом в село, хотя…
— Трудно сказать, — пожал плечами Фатьянов. — Слишком много неизвестных: кто шел, куда, зачем и почему несли этого Гурама, если в самом деле несли. Какой интерес мог представлять для кого-то простой сельчанин, у которого не было ни ценностей, ни оружия? Другое дело, если…, — раздумчиво продолжил Фатьянов и замолчал, вопросительно поглядев на Пащенко.
— Стал для кого-то опасным свидетелем?
— А ты что скажешь, Азамат? — совсем как к взрослому обратился к подростку Пащенко.
Мальчик пытливо посмотрел в лицо командира: не шутит ли тот, но лицо командира было серьезным.
— Скажу, что Гурам — настоящий мужчина, и он не позволит нести себя, если… он может, хотя бы, стоять. И почему его несли не в село, а в другую сторону?
— Учись, Фатя, — довольно улыбнулся Александр. — Азамат вычислил уже несколько неизвестных. Первое: старику было так плохо, что он не мог даже стоять на ногах, второе: с ним были чужие люди, и они несли его не ради того, чтобы помочь ему, ибо такую помощь он мог получить только в селе, а наоборот, чтобы спрятать свою ношу от людей. Если все это так, то старика несли отсюда в глубь урочища, где его легко было спрятать. Из всего этого следует очень печальный вывод: неизвестные сначала убили Гурама, а потом спрятали его тело.
— Но заросли непроходимы. Если только русло ручья…
— Чем не дорога, да еще не оставляющая никаких следов. И в таких зарослях легко спрятать подобную ношу. Согласен?
— Все вполне логично.
И в самом деле, предположения Пащенко в контексте догадок Азамата выглядели достаточно убедительными.
— Тогда можно с большей уверенностью предположить и то, что старик был опасен для своих убийц, как свидетель, который видел их и мог рассказать о встрече с ними.
— Принимается тоже как рабочая гипотеза. Надеюсь, мы найдем разгадку этого ребуса в глубине урочища.
Они пошли по ручью, хлюпая сапогами по воде. В том, что она очень холодная, Пащенко и Фатьянов убедились через несколько шагов. Кирза сапог и тонкие портянки были слабой защитой от родниковой температуры ручья. На ногах Азамата были толстые шерстяные носки, связанные бабу, и то он скоро ощутил через сапоги холод. Заросли образовывали над ручьем низкий свод, и поэтому приходилось идти, пригибаясь почти к самой воде.
Буран отказался заходить в воду. Он демонстративно улегся на берегу ручья; мол, вы идите, а я вас подожду. Азамат попробовал усовестить пса, но ничего не вышло. Буран откровенно зевнул. Однако не прошла группа и двадцати метров, как позади раздался резкий лай, а потом показался пес, скачками нагоняющий людей. Видимо, одиночество показалось ему более неприятным, чем полоскание в ледяной воде. Минут через тридцать Пащенко остановился и попятился назад. За крутой излучиной ручья на правом берегу внезапно открылась небольшая ровная прогалина, в центре которой стоял шалаш с плоской крышей. Метрах в двух от него — почти у самой воды серело кострище с двумя стойками и перекладиной для подвески посудины. Вокруг кострища лежали три голыша.
Пащенко выжидал. Вроде бы ни в шалаше, ни вокруг него никого не было. А если кто-то и был, то он не подозревал об опасности, оставался в шалаше. Почему-то казалось, что разгадка предполагаемой трагедии Гурама в двух шагах — на той прогалине.
Пащенко понимал, что обстановка обязывает его повременить с выходом на берег, выждать еще какое-то время: быть может, кто-то все-таки выйдет из шалаша, но ноги от холода начала уже сводить судорога. Фатьянов и Азамате явным неодобрением поглядывали на Пащенко.
Александр взял автомат наизготовку и, стараясь не шуметь, миновал поворот, ступил на берег. На прогалине ничего не изменилось.
В шалаше валялись пустая бутылка из-под водки, старая изодранная мужская сорочка коричневого цвета, мужские носки с дырами на месте пяток и пустая консервная банка с остатками какого-то жира. Рядом с банкой лежала большая картофелина с квадратным отверстием в середине, через которое был пропущен фитиль — свернутый в жгут клочок ткани, оторванный от рубашки. Из шалаша еще не выветрился дух живших там людей.