Сидевший рядом с Золотовым капитан-танкист — уже достаточно пожилой, видимо, из резервистов, явно хотел выступить, но все никак не решался вскинуть руку и привлечь к себе внимание председателя президиума собрания.
— Вот сволочи, — повернулся он к Золотову, — что делают!
— Тише, — зашипели окружающие на танкиста.
Капитан сразу притих, успокоился.
— Очень хотелось выступить, — шепнул он, пригнувшись к Золотову, и виновато улыбнулся. — К стенке надо таких ставить и без суда и следствия.
— Мы должны, — как бы отвечая капитану, — говорил выступавший работник милиции, — в любых условиях действовать в рамках наших законов. Только в таком случае в борьбе со всей этой нечистью можем обеспечить полную поддержку всего населения города. И оно оказывает нам эту поддержку. Скажу вам, товарищи, почти все диверсанты, дезертиры, мародеры, грабители, паникеры, спекулянты, воры задерживаются работниками милиции, НКВД при активной помощи населения…
Атмосфера совещания, информация, полученная на нем, разговор у начальства еще более обострили у Золотова чувство долга, требовательности к себе. Слишком долго возятся они с операцией «Дубль-Д», непростительно долго…
В селе Ивана Яковлевича ждала новость: найден труп Гурама. Может, хорошие вести принесет сержант Глыба, назначенный Золотовым вместо лейтенанта Пикаева командиром поисковой группы. Он повел ее сегодня по новому маршруту.
Какие-то надежды возлагал Золотов и на Пикаева, которого он отправил в город с заданием. Оно имело отношение к дезертирам, а вернее, к сержанту Кикнадзе — к установлению его возможной связи с покойным Габо. Поимке дезертиров Золотов придавал такое же значение, как и поимке диверсантов. И те, и другие, даже если они и не войдут в контакт друг с другом, могут прорваться в Орджоникидзе, и каждые по-своему будут вредить защитникам города. Дезертирам легче прикидываться своими, втираться в доверие, легче легализироваться. Нет, он, Золотов, не ошибся, отправив Пикаева в Орджоникидзе. Может, ему удастся выйти на след Кикнадзе или Габо.
…Пикаев стоял на проспекте Сталина и читал отпечатанный типографским способом «Приказ по Орджоникидзевскому гарнизону». Приказ гласил:
«В связи с приближением военных действий к Орджоникидзе приказываю:
1. Город Орджоникидзе объявить на осадном положении.
2. Всех паникеров, распространителей ложных слухов предавать суду Военного трибунала.
3. Дезертиров, шпионов, мародеров и жуликов расстреливать на месте.
Начальник гарнизона Кисилев.
Военный комендант города Зотов».
— Очень хорошо, — проговорил кто-то за спиной у Пикаева. — Мы с тобой вполне успеем.
Заурбек резко обернулся. Голос, прозвучавший позади, показался ему знакомым. И лейтенант не ошибся — это говорил Албег, односельчанин и однокашник Заурбека. Только Албег не узнал, видно, Пикаева в милицейской форме. Да он, похоже, и не обратил внимания на лейтенанта, потому что был увлечен разговором с невысокой, стройной девушкой в теплом платке, телогрейке и в грубых кирзовых сапогах. Лицо девушки, тонкое, с большими серыми глазами, какое-то особенно светлое, показалось Заурбеку красивым. Албег, не догадываясь о том, что за ним наблюдают, продолжал оживленный разговор с девушкой.
Пикаев окинул друга оценивающим взглядом. На Албеге была телогрейка, старая шапка, на ногах — тяжелые рабочие ботинки. Наконец, Албег обратил внимание на лейтенанта, в упор смотревшего на него.
— Заур… бек! — воскликнул он так громко, что девушка вздрогнула, а все, кто стоял на трамвайной остановке, обернулись.
Друзья обнялись и так стояли с минуту, счастливые, похлопывая друг друга по плечам.
Девушку звали Тоней. Она работала с Албегом на вагоно-ремонтном заводе, и они шли со смены. Впрочем, не со смены, а просто вышли на перерыв, потому что никакие смены не выдерживались: люди надолго не отрывались от дела.
Впереди показался трамвай, и почти в то же мгновение все пространство, казалось, заполнил густой вой сирены воздушной тревоги. Албег подхватил Тоню и Заурбека под руки и побежал, увлекая их за собой.
Наверху все явственнее и явственнее слышался рокот фашистских бомбардировщиков.
Прежде чем нырнуть в темный зев бомбоубежища, Пикаев успел глянуть на небо и увидеть черные силуэты вражеских самолетов.
— Так и живем, проговорил Албег, придерживая Тоню за талию. — Думали, за сколько времени сходим в кино, а попали под бомбежку. Ну а ты, как, Заурбек, служишь?
— Служу, — неопределенно ответил Пикаев.