— Все нормально, — придушенно откликнулась девушка, переводя взгляд на Джеймса. Тот с легкой улыбкой смотрел на отца.
Ксения! Неужели это сделала Ксения?! Неужели слизеринка что-то сделала, что их отец и Гермиона…
Подошла мадам Помфри с какими-то колбами:
— Вот лекарства для Альбуса, раз уж вы решили забрать его домой, — в голосе целительницы было неодобрение. Лили вскинула глаза на отца — видимо, папа собирался уходить, забрав Ала.
— Спасибо, — Гарри встал и хотел убрать лекарства в карманы, но на нем была лишь рубашка, в брюках карманы были ненадежны. Тогда он протянул тюбики Гермионе, и та с легкой улыбкой взяла их и положила в мантию. Лили видела, как на какой-то миг взгляды взрослых встретились. Девушке стало трудно дышать от разрывавших ее чувств.
Такого не может быть. Просто — не может!
Но чуткое сердце твердило, что может. И уже есть.
Глава 3. Гарри Поттер
Не верилось, что прошло всего несколько часов с тех пор, как он проснулся в этом доме, задыхаясь и чувствуя невесомость во всем теле. Внутри себя.
Не верилось, что он мог заниматься обычными домашними делами за несколько минут до того, как кинулся в омут битвы в лесу Дин. Там был Рон. Однажды он там спас Гарри, вытащив из воды. Сегодня он спас там Гермиону.
Гарри поднялся наверх и уложил сопящего во сне Альбуса в постель в комнате Хьюго. Уложил, укрыл одеялом, поцеловал в черную макушку. Вынул из кармана очки сына, палочкой задернул занавески, чтобы ничто не мешало сыну отдыхать.
Гарри на миг замер у окна. Уже чернел вечер, этот долгий и тяжелый день подходил к концу. И не только день — подходил к концу пугающе безнадежный осколок жизни. Он понимал это с четкостью.
Вот сегодня — в тот момент, когда они оставили берег озера — он пересек невидимую черту. До того момента в его жизни еще была Джинни, потому что был жив тот, кто ее убил. А сейчас его нет, нет какой-то точки, от которой Гарри мог бы отталкиваться, сохраняя в своей душе призрака Джинни.
Вот сегодня он должен отпустить ее, потому что ни местью, ни любовью, как бы она не была сильна, жену уже не вернуть. В прошлое уходили тихие вечера на качелях, их походы по магазинам, ужины всей семьей… Но только не воспоминания о ней. Только не любовь к ней.
Гарри плотно закрыл дверь в комнату, где спал Альбус — мальчик, который спас их всех. Ему было всего семь, но он спас их, приведя помощь к отцу. Гарри надеялся лишь на то, что Ал придет в себя, снова станет наивным, чуть нелепым малышом, любящим конфеты и зеленые карандаши. Он надеялся, что случившееся сегодня не наложит отпечаток на чистую душу его маленького сына…
Гарри в изнеможении опустился на кровать, где утром проснулся с новыми, чуть пугающими ощущениями. Теперь он уже привык. Привык к комку застарелой боли где-то глубоко на задворках души, к невесомому свету, к покою.
Зелье мадам Помфри еще поддерживало его силы, но действие лекарства заметно слабело. Что произошло ночью, что он чувствовал себя обессиленным задолго до того, как был втянут в сражение?
Зелье нужно было, чтобы не упасть без сил, узнать все, пережить все. Гермиона обещала рассказать, но сейчас Гарри хотел просто лежать, медленно погружаясь в сон. Уже на грани сознания и дремы он успел испугаться, что опять окажется во тьме, наедине с болью, но этого не произошло.
Странно — ему снилась Джинни, но боли не было. Была тихая радость, освещенная такой же тихой тоской. Джинни сидела на песке, поджав загорелые ноги. Она гладила по голове черного пса с синими глазами.
Странно, никогда Гарри не видел во сне — в таком сне, без кошмара и боли — крестного. Тем более, никогда Сириус не приходил в образе Бродяги. Всегда он падал в Арку, всегда смотрел мертвыми глазами.
Но этой ночью была Джинни, которая гладила собаку по голове и смеялась. И Гарри улыбнулся во сне — впервые, наверное, за всю свою сознательную жизнь. Где-то в закоулках сна, вдали, клубился темный, сумрачный дым, и от него едва веяло холодом, как от дементора.
Но этой ночью был горячий песок. И Джинни с Бродягой.
Гарри спал спокойно, очки его съехали на бок, чуть не хрустнув, когда он повернулся. Именно поэтому он был вырван из сна, где было так хорошо и спокойно.
Гарри сел на постели и взглянул на циферблат часов. Половина третьего ночи. Он чувствовал себя ослабшим, но намного лучше, чем раньше. А еще он страшно хотел есть. Он попытался вспомнить, когда в последний раз ел. Утром — они завтракали вместе с Гермионой.
Он встал и пошел из комнаты, на ходу приглаживая взъерошенные волосы и поправляя очки. Гарри тихо заглянул в комнату к Альбусу — мальчик спал, подложив под щеку ладонь и улыбаясь своим снам. Возможно, они с Дамблдором праздновали сегодняшний успех. Или делили очередную порцию леденцов…
Он спустился в темную кухню, зажег всего одну свечу. На столе, накрытая крышкой, стояла тарелка с пудингом, рядом — блюдо с яблочным пирогом. Мужчина улыбнулся, налил себе чая и принялся за еду. Хотя, наверное, со стороны это смотрелось как «набросился». Давно он не испытывал такого голода, вообще давно не чувствовал так остро вкус еды.
Гарри поднял голову, когда услышал наверху шаги. Кто ходит, неужели Гермиона? Он испугался, потому что еще не успел успокоиться после прошедших двух месяцев опасений за родных людей.
Гарри вскочил, оставив недоеденным кусок пирога, выхватил палочку и почти бесшумно поднялся наверх. Он толкнул дверь в спальню Гермионы и замер, увидев ее силуэт на фоне горящего камина.
Гермиона, судя по всему, все-таки спала, но тоже, очевидно, проснулась. Она завернулась в клетчатый плед и стояла лицом к полыхающему ярко пламени. Гарри осторожно приблизился, заметив, что она смотрит на огонь. Нет, не на огонь. На что-то в ее руках. Он подошел почти вплотную, когда она, наконец, почувствовала его присутствие. Вздрогнула, обернулась и подняла на него чуть влажные глаза. В руке, отраженное пламенем, озарилось золото медальона.
Она не прятала взгляда, не опускала руку с цепочкой, вообще не двигалась. Просто смотрела на Гарри, безмолвно делясь с ним тем, что было на ее душе. И Гарри понимал все, как много лет понимал каждый ее взгляд, каждый жест, каждое слово. Теперь он не только понимал ее — странно, но он словно ее чувствовал, когда смотрел в ее глаза. Словно какая-то нить связала их. Раньше этого не было. Еще вчера не было, хотя это «вчера» он не помнил.
Она молчала, но этого было достаточно. Гермионе было больно. Опять боль из-за Рона. У него была другая. Гарри понимал, как больно сейчас стоящей перед ним женщине. Но она сильная. И она понимает все. И принимает. Ей просто больно.
Гарри шагнул к ней, к тому свету, что излучали ее глаза. К его свету. Плед скользнул с ее плеч. Медальон ударился о пол и отскочил куда-то к камину. Он знал — так и должно быть. И она не будет искать.
Гермиона обняла его, судорожно вздохнув в его плечо. Он потерял ее взгляд, но не ту нить, что, казалось, еще крепче связала их. Крепче тех лет, что были у них общими. Потому что те годы и те события, что остались там, в прошлом, были не только их. А эта связь, как ниточка, как луч странного, прохладного солнца, была только их.
Откуда взялась эта связь?
Откуда?!
— Этой ночью Ксения совершила обряд целительной магии, — словно читая его мысли, прошептала Гермиона, не отстраняясь. — Она спасала твою душу.
Гарри молчал, слушая тихий, спокойный рассказ о проводнике и источнике. Странно, но Гермиона говорила не фразами из книг, как всегда любила. Он взял ее руку, переплетая свои пальцы с ее.
— Ты была источником, — Гарри не спрашивал, он теперь знал. Знал, откуда эта связь.
Он вспомнил — в тот момент, когда взял ее за руку. Как там, в ночном сумраке. Сумраке его ада. Он вспомнил адскую боль, которую испытывал, совершая те несколько шагов, что вели к свету. К ее свету.