Дедуля Пих сказал, что после полудня подует ветер с юга, а поскольку путь внука лежит на северо-восток, то и следует воспользоваться этим почти попутным воздушным течением. Нов поднялся и поплыл в теплом потоке. Школы он достиг практически за сутки, ни разу не опустившись на землю. Даже спал и мочился в воздухе. Правда, приземлился голодным, как стая волков.
После четвертой практики Лес вернулся специалистом по кулачному бою, после пятого ухода за паутинную грань научился мастерски метать ножи и топоры, да еще и управлять ими в полете, отчего те летали совершенно непредсказуемыми путями. После шестого стал сражаться с Суч Яном почти на равных.
— Теперь тебе можно сразиться даже с Гиль Яном, — сказал глава школы ютов. — Мой брат — начальник патрульной службы княжества и считается лучшим мечом от восточных пределов мира до Пояса горных вершин.
На занятиях по фехтованию против Нова стали выставлять по пять-шесть бойцов, и юноша учился сражаться в меньшинстве. Перед Лесом принялись заискивать даже выпускники, обычно смотревшие свысока на учеников младших наборов.
С седьмой практики Нов вернулся вытянувшимся на две головы. Он раздался в плечах, мускулатура налилась мужской силой. Лес смотрел на себя в зеркало и понимал, что сейчас он — вылитый Нож Нов, каким выглядит брат на дырчатом портрете, раскрашенном дедулей Пихом растительными красками. Портрет висел в их родовой избе на бревенчатой стенке.
В детстве Лес любил рассматривать этот портрет старшего брата с воздетым мечом в правой и копьем в левой руках. Потом братья встретились во время последней его побывки, и младший был разочарован тем, что Нож такой старый, двадцатипятилетний, и такой израненный.
— Что, не рад встрече? — спросил старший. — Или боишься меня и моих шрамов?
— Нет, — сказал Лес, — ни тебя, ни твоих шрамов я не боюсь. А боюсь того, кто эти шрамы нанес.
Брат расхохотался во все горло, схватил младшего за руку и стал горячо рассказывать о морских и сухопутных сражениях, о битвах в воздухе и под водой, в волшебном огне, который слепит, но не обжигает, и в тумане, когда враг невидим и в любой миг можно ожидать высунувшегося как бы ниоткуда меча.
Тогда Лес еще верил в эти необыкновенные приключения и слушал с раскрытым ртом, на что и рассчитывали ютанты, снабжая наемников занимательными историями о битвах в иных мирах.
— Да не слушай ты Ножа, — сказал дедушка Пих, глядя в разгоревшиеся глаза внука, — брехня все это. Ютанты наплели ему с три короба, а он и развесил уши. И тебе теперь голову морочит.
Лес деду-ведуну не поверил. Он не отходил от брата, старался ему во всем угодить, а потом горько рыдал, когда настала пора расставаться.
Вернувшись из пятого путешествия через паутинный проход, Нов связался с дедушкой и узнал, что, несмотря на все старания и буквально волшебные способы лечения, известные Пиху, Нож все же умер и похоронен на берестянском кладбище. Не помогли даже зеленые листики змеиного снадобья, прострел-травы, которая, по преданиям, не только сращивает раны, а чуть ли не оживляет мертвых.
Вот тогда-то и случился в душе Леса надлом, тогда-то он и задумался: кто такие юты и кто для них лесичи? Зачем они учат в школе грамоте, математике, экономике и языкам, но главный упор делается на приемах чародейства и боевых искусств? И пришел к очень неутешительным выводам…
Бежать из ютшколы куда глаза глядят решил он еще на седьмом году обучения, но потом поставил перед собой задачу: сперва получить от ютантов все, что они могут дать, постараться узнать как можно больше ютских тайн и научиться не только пользоваться громобоями и очками для темноты, но и самим изготавливать орудия для боя и связи. Последнее оказалось невозможным, потому что ютанты и близко не подпускали лесичей к своим ящичкам со стрелками, волшебными просвечивающими лучами, голосами, перенесенными за тысячу верст, и изображениями, выбитыми на бумаге. Юты ни с кем не делились порошками, вытекающими из правого зрака паутины, и держали в секрете способы получения нержавеющей стали, которая гнется в кольцо, но не ломается.
Этих тайн Нов не узнал. А вот науки, преподаваемые в школе, освоил досконально. Поэтому и посещал занятия до последнего дня. А теперь решил бежать, чтобы отыскать среди лесичей сторонников и вместе с ними вырвать секреты волчьеухих хотя бы насильно. А потом изгнать вон из Лесного княжества, где юты, как пауки, раскинули свои тенета…
Пора, сказал себе Лес, отвернулся от стены и принялся напускать на своих однокурсников, и без того спящих, более глубокий сон. Он чувствовал, как волны сна затопили спальню, перехлестнули через порог и потекли по коридорам, где засыпали стерегущие выпускников надзиратели. Наконец в пределах ограды ютшколы не осталось ни одного лесича, который бы бодрствовал. Заснули юты или нет, Лесу было неизвестно. Вещун-сигнала юты не издают, чувством дальновидения обнаружить их невозможно, и даже пророческий дар или, точнее, те его задатки, которыми природа одарила чародеев, бессилен предсказать, где находятся и как поведут себя волчьеухие в том или другом случае. Следить за ютантами сквозь время или расстояния могли только ведуны.
Нов положился на авось, бесшумно спрыгнул с постели, натянул порты и рубаху, обулся, сунул за пазуху кошель и пошел к двери. Сунул в замочную скважину стебель разрыв-травы, повертел, и замок клацнул, отпирая запор.
На цыпочках Лес прокрался мимо спящего на стуле надзирателя, травинкой отпер дверь выхода со второго этажа, по скрипучей лестнице спустился вниз и наткнулся на привратника. Тот тоже спал, заливисто храпел, прислонившись спиной к одной из створок выхода. Юный чародей справился с третьим запором, приоткрыл дверь так, чтобы не потревожить и не разбудить храпуна, и скользнул на улицу. Тут же промок под жгучим, ливнем, ослеп от молний и оглох от грома. Чавкая и оскользаясь на размякшей глине, двинулся к ограде. Перемахнул через забор и улегся прямо в лужу, высматривая в блеске молний стража наружной охраны.