— А он-то сам что думает? — выкрутился фершал.
— Да у всех баб, — передал Сенька летучую депешу, — ногти то сперва крашеные, то потом — наоборот. А вот ежели бы Да узнать: как это Змеевна Горынычева свой коготь огненным делает?
— Прав кузнец, подумал фершал. Баб я что с ногтями, что без ногтей знаю, а вот Змеевну ни разу не видел. Почему у ней коготь огненный? Так она от страсти пылает? Хорошо бы она мне в сладострастном порыве экстаза тайну выдала…
Коновал представил, что валит не коня какого-нибудь. Ходят же слухи, что Горынычева себя мужику может показать в виде золотой кроватки или источника живительной влаги. Воду ту пить нельзя, а если полоснуть ножичком, то струи крови как в лунном свете брызнут! Потому месячными называются. Ведь перед тобой не просто источник, а источник наслаждений. И нечего в него ножом тыкать. Есть другие, более цивильные методы.
Решено, решил фершал.
В голову его пришла вторая мысль. И задержалась надолго. Когда коновал от нее облегчился, то понял, что коготь — никакой не лазер. Но третья мысль опять отвлекла: а чем лазер отличается от Лазаря? И догадался коновал, что сразу трех вопросов с кондачка не решить. Пошел к старожилам:
— Мужики! Пошли Змея Горыныча воевать!
— Действительно: чего он? — спросил Сим, отхлебывая из бутыли, а Виш двинулся в поход собираться. Оседлал Инфляцию.
Коновал сел спереди — лицом к крупу, конюх — в седло, лицом к Косу, а кузнец — сзади. Ему все в задницу было. И приезжают старожилы к большой пещере.
— Эй! — орут. — Выходи.
Змей и вышел. Небольшой такой, коренастый: в корень пошел. Без коня, без бабы. Коновалу даже скучно стало: кого валить? Конюх, если честно признаться, ехал, чтобы Инфляцию с крылатым конем повязать. А кузнецу чего? Он шары залил.
Чего пришли, старожилы? — Змей спрашивает.
А где твоя баба? — Фершал спрашивает.
— Где-где… Дома сидит.
— А где конь твой верный, который на четырех ногах спотыкается? — : Конюх спрашивает, надеясь на жеребят.
— Какой еще конь, мужики? — Горыныч пожал плечами.
Кузнец на него шары вылупил:
— Ты чем жмешь? Тому и сказать нечего.
— Из среднего горла будешь? — Сим спрашивает и трясет$7
— Буду, — решил Змей. — Но пошли за угол, а то баба увидит, яблочком-то замочит.
Мужики слезли с кобылы. Чудо-юдо шмыгнул в темноту пещеры и поманил их за собой огненным когтем. Фершал пялился в черноту в поисках бабы. Конюх привычно запоминал повороты: ну как сматываться придется? А кузнеца Горыныч вел за ту руку, в которой бутылка была. Прошли аж четыре шага. Старожилы их отсчитывали песней: „А до смерти — четыре шага".
Конюх в темноте подсчитал численность вероятного противника: три чуды-юды. Фершал учуял Зме-евну, которая тут же прикинулась кроваткой. А кузнец спросил Горыныча:
— У тебя в когте скоко вольт?
— Вольтанулся? — спросил Змей. А был он Денежный (выпивка) или Хлебный (закусь) — мужики так и не поняли.
— Да я же тебе сейчас башку отверну! — пообещал Сим. — Думаешь, не знаю, на какой резьбе она держится?
И свернул правую башку по левой резьбе, а левую — по правой.
Змей привычно поставил их на место и приварил огненным когтем. Тогда кузнец угостил среднюю голову. Горыныч припал к горлышку, и огненная вода забулькала, проваливаясь в боевое отделение желудка.
— Интересно: много влезет? — заинтересовался фершал.
Змей утолил лютую жажду, Сим нашел рулетку и приложил к бутыли:
— Три литра как корова языком слизнула!
Тут из темноты нарисовалась Горынычева и строго потребовала от мужа:
— А ну — дыхни!
Змей поднес коготь ко рту, тот озарился, как автомобильный прикуриватель, и шумно выдохнул. Полыхнуло!
— А чем же ты деревни сжигаешь? — задал шпионский вопрос Виш. — Кабы мы не поднесли, так и остался бы пустым, как бубен?
— Да он чем пердит, тем и горит, — пошутил фершал.
Сим еще раз протянул чуде-юде пузырь. Тот хватанул, передал четырехлитровую четверть коновалу и рухнул. Кос глотнул, сделал четыре неверных шага и выпал из пещеры поперек спины Инфляции. Виш успел перехватить бутыль, глотнул и тоже выпал поперек седла любимицы. А Сим просто так свалился на круп: и глотнуть не успел.
Горыныч лежал, как подрубленный, а вокруг суетилась Змеевна, то превращаясь в кроватку, чтобы единственному из четырех законных супругов лежать было удобно, то суя в левую и правую пасти по моченому яблочку, то обращаясь в родник:
— Попей, милый. Может, вырвет…
А старожилы удалялись в сторону родного села, где их ждали-дожидались домовой Сенька и упокой-ница Семеновна. Они зажгли огни, подманивая драчевцев в родные пенаты.
Вот кого-то мы сейчас напинаем, мечтали старожилы…»
Тут юноша рухнул головой в стол. Кам отвел его в постель, а среди ночи ворвался в комнату и выдернул из-под одеяла Надю Нову.
— А я-то три дня гадаю: почему Лес такой вялый? — сказал маг.
— Как не стыдно врываться в комнату! — укорила его юная женщина.
— Как ты здесь оказалась?
— Прилетела. Мне мой суженый перед отъездом мазь и настой сока дал, чтобы я на свидания могла летать.
— Сам, значит, дал? Лес, что скажешь? Лес потупил глаза и нехотя признался.
— Да ты хоть понимаешь, Надя, куда твой муж собрался? — спросил маг.
— Знаю.
— А знаешь, что за паутинной границей муж твой погибнуть может, если плохо подготовится?
— Догадываюсь, не маленькая.
— А думаешь ли о том, что он с тобой ночку провозжается, а наутро мало что понимает, тренируется плохо? А неумехе в Ютландии делать нечего.
— Не думаю я про это. У меня душа болит, что ты его, Кам Рой, не жалеешь. Тебе-то что, если его юты убьют? А я, такая молодая, вдовой стану.
— А для чего же я тогда с ним занимаюсь? Чтобы жив-здоров назад вернулся. Чем большему его научу, тем верней он выживет — в воде и огне… А как ты сюда дорогу нашла?
— Летела над дорогой, а здесь над крышей домового встретила, он и показал, где муж мой остановился.
— Ах, так тебе еще и Сенька помогал? Вот я ему уши-то пооборву! А как в избу попала?
— В первый-то раз в трубу залетела, — призналась Надя, — а из печки выбраться не могу. И что за печка такая? Пооббилась, поисцарапалась, еле-еле назад в трубу выпорхнула. Тогда через дверь прошла, как все люди.