Часть вторая
НЕСОКРУШИМЫЙ
Я отправился домой. Переоделся в шорты и футболку, разморозил пару лепешек с мясной начинкой и, устроившись на балконе, съел их. Выпил бутылку пива и несколько минут поболтал с Джули - так, о чем-то несущественном. Затем открыл еще бутылку и просмотрел досье на Барри Дина, которое скопировал в свой мобильник. Было жарко. Небо на востоке становилось свинцовым, возможно, надвигалась гроза… Кружил вертолет, беспокойно ощупывая лучом прожектора скопление небоскребов… Совсем рядом завывали сирены… В многоэтажном доме по ту сторону канала, окаймленного рядами деревьев, орала музыка… Где-то плакал ребенок.
Я думал о Софи Бут, вспоминал предостережение Макардла и ухмылку Дэвида Варнома.
Я понял, что не могу оставить все так, как есть.
Откупорил еще одну бутылку пива. Прослушал первые четыре песни из альбома «Клэш» «London Calling», потом включил «The Boatman's Call» Ника Кейва. Звуки рояля и густой проповеднический бас Кейва заставили меня действовать.
Я покрыл два листа бумаги именами и стрелочками, затем порвал их и начал сначала.
За Дином водилась привычка подглядывать, хотя он при этом не придерживался определенной тактики. Одной из жертв была мать-одиночка двадцати двух лет. Цвет ее волос напоминал отстоявшуюся воду, в которой перемыли груду грязной посуды. Она всегда глядела настороженно, а резкие черты ее лица носили отпечаток нищеты и тяжелых жизненных неудач. Другая жертва - сорокалетняя разведенная деловая женщина средиземноморского типа. Темные курчавые волосы и черные, точно оливки, глаза. Мать-одиночка проживала в муниципальном здании-муравейнике на Эссекс -роуд, где Дин снимал комнату после того, как его выставили с первого и единственного места работы. Вторая женщина владела небольшим питейным заведением, где отребье преступного мира перемешивалось с толпой телевизионных актеров, писателей-детективщиков и журналистов старой школы. Вероятно, Дин пристал к этим женщинам лишь по той простой причине, что они были рядом и он видел их каждый день.
Я вспомнил фотографию Софи на белой доске в отделе убийств - юное смеющееся лицо, пышущее здоровьем.
Интересно, как же Барри Дин нашел ее, почему заглянул именно на ее сайт? Сайтов ведь много. То, что это была случайность, не казалось удачной версией…
Теперь я почти не сомневался, что он и был тем самозваным Мстителем.
Интересно, думал я, а Дэмиен Наццаро, который ездил с Дином на Кубу и вместе с ним вернулся, исполнитель или подставное лицо?
Я размышлял о сделке, которую собиралась заключить Софи. Она спровоцировала Тима Ковени на кражу ноутбука из ее машины. Она бросила вызов всему миру. Она ненавидела своих родителей. Она терпеть не могла добровольную нужду, разросшуюся семью, благотворительность. Она любила выделяться, ей нравилось ощущение возбуждения, нравилось рисковать.
Я размышлял и об Энтони Буте, любителе порнушки. Он не делал из этого тайн. Он позволял племяннице пользоваться его старой квартирой, покупал ей компьютеры и одалживал большие суммы денег, чтобы она могла оплачивать свои сайты. Интересно, наблюдал ли он за ее нехитрыми сексуальными играми? Пошел ли он дальше простого наблюдения? Я все думал об этом пятне спермы. И об извращениях в сети, и о шантаже…
Я допивал уже четвертую бутылку пива, то и дело бросая через всю комнату тряпичную мышку - развлечение для Архимеда. Робот-сова с радостью бросался с высоты на игрушечную мышь. Он ловил ее клювом, вперевалку пересекал комнату и бросал игрушку к моим ногам, а потом взлетал на свою жердочку и выжидательно следил, когда я повторю развлечение. Раздался звуковой сигнал, и лишь через минуту я осознал, что исходит он не от Архимеда, а от моей веб-книжки.
Это было послание.
Я тебя вижу. Наливаешься пивом, когда надо работать.
Я выключил свет, подошел к незанавешенному окну и выглянул. На обсаженной деревьями дорожке вдоль канала - никого. Может, на детской площадке перед многоквартирным домом или на одной из подъездных дорожек к этому зданию? Наконец я решил ответить:
Ты подключился через мобильный телефон?
Не пытайся меня обнаружить. Я хочу с тобой поговорить. Могу и передумать. Зажги свет, чтобы я мог тебя видеть.
Я не стал зажигать свет. Я вышел из квартиры, нажал кнопку лифта. Пока ждал кабину, отправил ответ.
О чем же ты хотел побеседовать?
В лифте книжка не работала, но когда я вышел из подземного гаража в теплую плотную ночь, услужливо запищала:
Ты же сам знаешь о чем.
Я поспешно зашагал по шоссе к мосту над каналом.
Если тебе что-то известно, ты должен продолжить говорить.
Ответа не последовало.
Ты же хочешь мне что-то сказать. Если бы ты был невиновен, ты бы не вляпался в эту историю. Если не хочешь встретиться со мной напрямую, можно придумать что-то другое.
Ты знаешь, что я совершил. Знаешь - и не можешь ничего с этим поделать.
Я перешел на другую сторону канала. Ворота, ведущие к каналу, оказались заперты. Я быстрым шагом направился вдоль высокого ограждения мимо детской площадки в сторону многоквартирного дома.
Мы могли бы встретиться в любое время, когда захочешь. Напрямую.
Тебе будет обидно, если учесть, что я сделал… А ведь ты не сможешь ничего доказать.
Ты собирался о чем-то поговорить, - напомнил я. - Если уж решил, то говори.
Попробуй четвертый уровень.
Я пустился бегом вверх по первому маршу ступеней. Пригибаясь, оглядывался по сторонам, чтобы видеть освещенную аллею. Никого. Обернувшись, я начал одолевать следующий марш. На четвертом уровне я обнаружил надпись, нанесенную из пульверизатора свежей красной краской поверх ранее написанных белых слов.
Мститель.
Краска смазалась под кончиками моих пальцев. По главной дороге проехала машина. Я помчался к дальнему концу аллеи и успел увидеть поспешно удаляющийся серебристый автомобиль.
Сохо. Десять вечера. Туристы и завсегдатаи ночных клубов столпились в очереди у ворот службы безопасности на Олд-Комптон-стрит, наблюдая за работой полиции. Узкие улицы кишели народом. Толпы разодетых геев (а большая часть территории вокруг Олд-Комптон-стрит по-прежнему принадлежит им, несмотря на попытки Лиги благопристойности прикрыть их пабы и клубы), туристы, представители служб массовой информации и третье поколение яппи сновали у дверей пабов и дешевых кафе. Улица пестрела актерами в костюмах старого веселого Лондона: разносчики пирожков, продавцы овощей, акробаты, пожиратели огня, уличные кокетки. Был даже городской зазывала в красном камзоле и в треуголке, беспрестанно звонящий в колокольчик. Перед витриной магазина «Нинтендо» толпа ребятишек разглядывала мультяшную лисицу. Старомодный джаз в полосатых жилетках и котелках играл «When the Saints…». Комедийный актер с телевидения сопровождал двух юных дам в Сохо-Хаус. Среди спешащих пешеходов сновали рикши. На углу Уордур-стрит и Бруэр-стрит девушки в серебристых шортах и топах на бретельках, в усыпанных блестками туфлях вручали всем бесплатные стаканы зеленовато-золотой жидкости, в которой плавали какие-то хлопья.