— Я попробую спуститься и получше рассмотреть, — сказала Шарлотта. Она поползла по балке и оказалась над соседним загоном. Затем она выпустила нить и повисла прямо перед носом у большого поросенка.
— Извините, пожалуйста, как вас зовут? — вежливо осведомилась Шарлотта.
Поросенок воззрился на паучиху.
— У меня нет имени, — добродушно пробасил он. — Зовите меня просто Дядюшка.
— Дядюшка, так Дядюшка, — согласилась Шарлотта. — А когда вы родились? Вы весенний поросенок?
— Ясное дело, весенний поросенок, — отозвался Дядюшка. — А вы что, думали, я весенний цыпленок? Ха-ха-ха, правда отличная шутка, а, сестренка?
— Да, в общем, ничего, — отозвалась Шарлотта. — Впрочем, бывают шутки и посмешнее. Рада была с вами познакомиться, но теперь мне пора.
Она не спеша поднялась и вернулась обратно к Уилберу.
— Он утверждает, что родился весной, — сообщила Шарлотта, — может, так оно и есть. Одно несомненно: это очень неприятный тип. Фамильярный, шумный и шутит глупо. Кроме того, ты гораздо чище и воспитаннее, даже сравнивать нельзя. Я совсем чуть-чуть с ним поговорила, и он мне очень не понравился. Боюсь, что это опасный соперник — он берет размером и весом. Тем не менее с моей помощью ты его одолеешь.
— Когда ты будешь плести паутину? — спросил Уилбер.
— Сегодня ближе к вечеру, если не очень устану, — ответила Шарлотта. — Последнее время я быстро устаю. Силы уже не те, что раньше. Видимо, возраст дает себе знать.
Уилбер взглянул на Шарлотту. Она вся раздулась, и Уилберу показалось, что вид у нее какой-то вялый.
— Мне очень жаль, что ты неважно себя чувствуешь, Шарлотта, — проговорил Уилбер. — А может, сплетешь паутину, поймаешь пару мух и все наладится?
— Может быть, — рассеянно отозвалась Шарлотта. — У меня такое ощущение, будто сейчас конец длинного-предлинного дня. — Она устроилась вниз головой на потолке и задремала, оставив Уилбера в большой тревоге.
Все утро мимо Уилберова загончика шлялся народ. Десятки зевак останавливались поглазеть на него, полюбоваться на белую шелковистую кожу, хвостик колечком, сияющий доброжелательный взгляд. Потом они проходили дальше, к соседнему загончику, туда, где лежал большой поросенок. Уилбер слышал, что многие одобрительно отзывались о Дядюшкиных размерах. Он невольно прислушивался к этим замечаниям и все больше тревожился. «А тут еще Шарлотта плохо себя чувствует… — подумал он. — Вот ведь незадача».
Темплтон мирно проспал все утро, зарывшись в солому. К середине дня стало нестерпимо жарко. В полдень Зукерманы и Эраблы вернулись к Уилберову загончику. Через несколько минут явились Ферн с Эйвери. Ферн держала в руках игрушечную обезьяну и грызла сладкие орешки. Эйвери жевал засахаренное яблоко, к уху он прицепил воздушный шарик. Дети были потные и чумазые.
— Ну и жарища, а? — проговорила миссис Зукерман.
— Ужасная жарища, — отозвалась миссис Эрабл, обмахиваясь рекламным проспектом морозильника.
Один за другим все забрались в кузов и развернули пакеты с едой. Солнце шпарило вовсю. Бсть никому не хотелось.
— Когда жюри будет решать насчет Уилбера? — спросила миссис Зукерман.
— Не раньше завтрашнего дня, — ответил мистер Зукерман.
Появился Лерви с призом — ему-таки посчастливилось выиграть индейское покрывало.
— То, что надо. Покрывала нам как раз и не хватало, — сказал Эйвери.
— Вот именно. — Лерви развернул покрывало и накинул eit> на грузовик, так что концы свисали с бортов. Получилось что-то вроде палатки. В тени под покрывалом дети сразу почувствовали себя лучше. Они растянулись в кузове и уснули.
18. Вечерняя прохлада
Когда ярмарку опутали сумерки и наступила прохлада, Темплтон вылез из ящика и огляделся. Уилбер спал на соломенной подстилке. Шарлотта плела паутину. Чуткий нос Темплтона учуял множество замечательных запахов. Крысенок проголодался и хотел пить. Он решил разведать окрестности. Не сказав никому ни слова, он двинулся в путь.
— Принеси мне какое-нибудь слово, — крикнула ему вслед Шарлотта. — Я должна сегодня сделать последнюю надпись.
Крысенок что-то пробормотал себе под нос и исчез в темноте. Он не любил, когда с ним обращались, как с мальчиком на побегушках.
Вечер принес всем долгожданное облегчение после дневной жары. Чертово колесо светилось огнями. Оно совершало в небе круг за кругом и казалось вдвое больше, чем при дневном свете. Вся площадка с аттракционами была ярко освещена, потрескивали игральные автоматы, со стороны карусели неслась музыка и слышался голос лотерейщика, выкликавшего номера.