Сосредоточиться не получалось, но Эвита заставила себя встать и подойти к туалетному столику. Она надеялась, что злополучный конверт исчез — тогда и делать ничего не пришлось бы. Однако он мирно лежал среди жемчужных нитей и толстых золотых цепочек, будто любовное послание.
Внутри оказались мелкие крупицы, напоминающие расколотый лед. Маршал сказал, что их можно развести в жидкости, но тогда как пронести ее мимо охраны? Возможно, стоит выдать это за какое-нибудь лекарство? .. Или добавить немного воды и смазать дно стакана? Нет, слишком заметно.
Отчего-то Эвиту стало трясти: понимание еще не вернулось, но сердце хлестнул образ Агаты с отравленным стаканом в руке. Все это казалось ненастоящим и пугающим, будто сказка о чудовище в тёмном углу — хотелось спрятаться, закрыться в комнате и никогда не выходить! Но вместо этого она швырнула конверт обратно и направилась к окну, громко стуча каблуками.
У шторы стоял сундук, где обнаружились глубокая корзина из светлых прутьев и небольшая фляга, обтянутая свиной кожей. Из-под кровати Эвита вытащила ротанговый ящик, где звонко перекатывались три бутылки с вином. Открыв начатую, она поднесла ее к губам, но слишком резко запрокинула голову, и по щекам скатились алые ручейки — тело не слушалось.
Естество восставало и горело, пока в желудок стекал горький напиток, не оставивший вкуса. А что почувствует Агата? Боль? Сухость? От этих мыслей в горле женщины запершило, будто она сама проглотила отраву. Задуманное медленно становилось чем-то явным, но как избежать расправы или гнева Маршала?
Ответа не было. Эвита боялась эльфов, боялась покровителя, а кроме них довериться не кому. Поэтому она металась по комнате и нервно собиралась, по-детски ожидая чуда. Наполнив флягу вином, она с трудом насыпала туда яд и поясом привязала ёмкость к ноге: Агата решит, что стражи не разрешили угощать ее дурманом.
Неровность на фигуре скрыла широкая накрахмаленная нижняя рубашка и голубой хук: прямоугольная полоска ткани с небольшим вырезом для головы, части которой закрывали спину и грудь. Он тянулся до щиколоток и был сшит по бокам от груди до талии. Дэгни принесла с кухни соль, глиняный кувшин с водой, хлеб и сыр. А растерянная Вигдис дала полотенце, гребень и чистую одежду своей госпожи. Сложив все это в корзину, Эвита вышла из комнаты.
Она не торопилась, но мозаика быстро сменилась шероховатой оболочкой коридора для слуг, а затем и лестницей в подземелье. Крутая и узкая, она напоминала лаз и вела к просторному тоннелю, где множество факелов буквально сожгли воздух, заменив его на грязный неприятный запах. Он царапал ноздри и смешивался с отрывистыми звуками, похожими на храп.
Так и есть: впереди оказалась дверь с толстым засовом и двое человеческих стражей, спящих на полу. А все из-за крепкого угощения эльфов, так же вдвоем стоящих напротив и глядевших на Эвиту.
— Я хочу видеть пленницу, — заявила она, взглянув сначала на полуэльфа, а затем на его друга, фигурой походящего на Леголаса, но с черными волосами и хмурым лицом воина.
— Нельзя, — строго ответил полуэльф.
— Почему?
— Указ Владыки Трандуила.
— Но он ведь не знал, что я приду. — Женщина улыбнулась, а стражи растерянно переглянулись: они знали о ночных визитах в спальню Орофериона и догадывались, что его любимице требуется оказать уважение… но до какой степени?
— Нельзя, — буркнул темноволосый эльф, скрестив руки на груди.
— Да почему нельзя-то? — Эвита заговорила резче. — Боитесь, что я ее под юбкой отсюда унесу? Она не влезет.
Судя по лицам, это не исключалось, и тон ее вновь смягчился:
— Послушайте, вы же ее видели! Безобидное создание… мы и вдвоем ничего вам не сделаем. Я всего лишь хочу передать подруге чистую одежду. Вот, смотрите…
— Не нужно, уходи, — растерянность сменилась недовольством, но женщина не обратила внимания.
— Здесь ничего не спрятано, — поставив корзину к ногам, она достала из нее медно-коричневое платье и кинула эльфу, — а вот нижняя рубашка, вполне обычная, сам смотри.
Белье тут же оказалась в руках полуэльфа, и он вздрогнул, как от удара.
— Да мы верим, верим, — лепетали стражи, возвращая груду одежды, — но нельзя тебе туда…
— Я ненадолго!
— Оставляй корзину, мы сами отнесём.
— Сами? — вкрадчиво спросила Эвита, отбрасывая с лица прядь. — А почему это вы не хотите, чтобы я видела ее, а?
— Не в этом дело…
— Я немедленно пойду к королю и расскажу, что вы споили наших воинов и мучаете пленницу!
— Никто ее не мучает! У нас приказ…
— Не мучаете? Так дайте мне на нее посмотреть, или все в Медусельде узнают о том, что вы творите по приказу своего Владыки!
— О, Эру Единый! — простонал эльф и вырвал у женщины одежду, нагибаясь к корзине. Еще не хватало, чтобы она бегала и чернила народ Лихолесья! — Обыщи ее.
Последняя фраза иглой вонзилась в позвоночник — как можно было о таком не подумать?! Возможно, эльфы не станут исследовать флягу и поверят в рассказ о том, что у людей запрещены такие гостинцы? Нет, вряд ли: отломив кусочек хлеба, страж принялся рассматривать его, нюхать и мять в руках.
Эвита испугалась и ощутила, как воздух застрял в горле. Но один лишь взгляд на полуэльфа заставил ее улыбнуться: тот не изменил серьёзного выражения лица, однако стиснутые зубы и покрасневшие уши говорили о многом. Желая убедиться, она раскинула руки, будто маня в объятия, и страж помрачнел еще больше. Юноши его народа, в отличие от зрелых эльфов, не чурались женщин. Однако срок жизни позволял не торопиться, и страсти они уступали куда реже людей.
От этого бедняга растерялся и опустил голову, не выдержав насмешливого взгляда. Он принялся ощупывать руки гостьи, застенчиво, но все же тщательно. Сердце Эвиты напряженно колотилось, но она улыбнулась, надеясь смутить полуэльфа, кожей чувствуя его неуверенность. Торопливые ладони действительно слабели, едва коснулись волос и талии, но на том обыск не закончился: резко выдохнув, страж опустился на одно колено.
Мир вокруг качнулся, но женщины с готовностью выставила левую ногу, приподняв хук и нижнюю рубашку. Кажется, он несколько смирился и уже решительнее обхватил щиколотку, затем скользнул вверх, потрогал колено через ткань, бедро. Когда он повернулся, внутри Эвиты словно обрушилась лавина. Она дернулась и рассмеялась — тихо и нервно, чего страж не заметил, ведя руками по голени.
Он уже добрался до коленки, но замер, ощутив на пальцах теплую ладонь.
— Ну что же ты, смелее… — Ласковый голос отшвырнул его в сторону, будто ураган.
Вскочив на ноги, полуэльф забрал корзину у друга и сунул ее Эвите, глаза которой обратились в стекло.
— Идем, — буркнул он и снял засов.
В темнице оказалось светло, тихо и душно, но хотя бы не пахло перегаром. На втором ярусе дышалось легче — царившая здесь темнота будто охлаждала воздух и даже грозила затушить факел стража, который он снял внизу.
Полуэльф остановился у первой же двери, вытащил из-за ремня связку ключей и принялся грохотать ею, открывая замок. С каждым поворотом тело Эвиты наливалось свинцом: не хотелось ни двигаться, ни дышать, просто развернуться и уйти. Но дверь скрипнула, и она безвольно шагнула за молчаливой спиной в каменную коробку, где потолок будто выжидал момента, чтобы прихлопнуть гостей.
Кроме него факел освещал лишь две стены и образованный ими угол, в которой забилась призрачная фигура Агаты. Лицо ее казалось таким же белым, как и одежда, мелькавшая сквозь грязные полосы от земли и травы. Остатки прически колтуном лежали на груди, а рыжий оттенок в ней заметно померк в сиянии огромных настороженных глаз.
Через пару мгновений немого диалога девушки бросились в объятия друг друга: душа Эвиты взвыла от жалости и скорби, а Агата забыла про обиды и наслаждалась утешением, в котором так нуждалась. Тем временем страж повесил факел на крепление в стене и вышел, оставив дверь открытой, чтобы все слышать.