– Рад познакомиться с писателем исторической ориентации, рекомендованным такими уважаемыми людьми. Покажите вашу работу. О, вполне солидная папка! Думаю, в будущем году «Проперций» будет издан при, так сказать, громе пушек и звоне колоколов. А как вы относитесь к тому, чтобы написать очерк или повесть о героях войны 1812 года для патриотического сборника? Положительно? И славно, славно! Тогда на выбор: командиры славных российских партизан – свободны Сеславин, Дорохов! Надеюсь, мы об этом еще поговорим.
«Чего Лямченко так поносил этого интеллигентного юношу? – недоуменно подумал Морхинин. – Однако не будем судить торопливо». Он передал свой роман предупредительному Цедилко и откланялся, приглашенный через месяц на собеседование.
V
За окном сыпанула метелица, закружились снежные спирали, возник под ногами гололед. Москва побелела, автомобили, среди которых появилось немалое количество иноземных марок, буксовали, скользили и лихо сносили зазевавшихся пешеходов, даже если те переходили улицу в положенном месте.
Кругом шныряли какие-то кооперативщики, предлагавшие привезенные из-за границы пестрые «челночные» шмотки, всевозможные швейцарские часы одесского производства, чудодейственные лекарства от рака, а кроме того – видеокассеты с порносюжетами и почти в открытую отлично действующее оружие: от «парабеллумов» до наших милицейских «макаровых» с запасными обоймами.
Поговаривали, будто рядом с Савеловским вокзалом команда военнослужащих во главе с офицером предлагала всем желающим купить зачехленную, поставленную на колеса боевую ракету. Москвичи обалдело шарахались от продавцов с погонами, и те долго не могли сбыть редкий товар. Но к вечеру обнаружилась группа южных людей, недорого приобретших ракету. Ночью ее отправили по соответствующему маршруту, хотя чеченская война была еще далеко.
Вспомнив о своих «бородатых гуйфанах», Морхинин отправился в редакцию «Стран и континентов». Без труда найдя комнату Бобровой, он постучал. Молчание. Постучав еще раз, Морхинин просунул голову в комнату.
Две женские прически – неряшливая Бобровой и сияющая блондинистыми кудряшками секретарши главреда – склонились над листами, похожими на верстку журнального номера. Морхинин собрался поздороваться, но Боброва подняла щекастое лицо и сказала:
– Чего приперлись? Не видите, люди заняты? У нас срочная перестройка в журнале.
– Я по поводу моего рассказа… Вы даже сказали тогда, что вам понравилось.
– Никаких рассказов. Никаких очерков, – сурово отрезала Боброва. – Наш журнал оставляет только свое название, свой этот…
– Бренд, – подсказала с ухмылочкой секретарша.
– Ну да, – подтвердила Боброва. – Остальное будет заменено на сенсационные сведения о шокирующих событиях в разных регионах планеты. Катастрофы, кровавые расправы, присутствие инопланетян, заговорившие человеческим языком лемуры, эротические обычаи, снежный человек…
Вошла еще одна сотрудница «Стран и континентов», худощавая, темненькая, с лицом усталой домохозяйки.
– Как же мне быть? – немного растерялся Морхинин. – Тогда верните рукопись.
– Некогда, – разозлилась Боброва; ее физиономия с удвоенным подбородком стала почти такого же цвета, как и самовязаная кофта. – Что, у вас второго экземпляра нету, что ль? Лида (это к худощавой, темненькой), ты не видала его рассказ?
– Да, я прочитала, – сказала Лида. – По-моему, хороший.
– Вот и верни его. Нам тут надо разместить рекламы туристических агентств, – сердито сообщила Боброва, но, встретив расстроенный взгляд Морхинина, зашипела от негодования.
– Давайте я помогу вам найти, – Лида начала выдвигать ящики письменных столов.
Ящики были набиты папками; пачки машинописных страниц самого разного качества. Все это кто-то писал, вдохновлялся, корпел над стилистикой, мечтал донести до глаз читателя, засветить свою фамилию на страницах популярного журнала. «Боже мой, сколько людей надеялись проявить себя в качестве литератора – и все напрасно. Зачем же это делаю я?» – подумал Морхинин, чихая от пыли и напряженно вглядываясь в груды рукописей, чтобы обнаружить своих «гуйфанов».
Он снял пальто, кепку и шарф. Вместе с Лидой они терпеливо выдвигали и переполненные ящики, просматривали, задвигали обратно. Время шло. Боброва периодически ругала назойливого автора и слишком порядочную сотрудницу. Но те продолжали корчиться у письменных столов в поисках рассказа.