Просто хочу, чтобы ты знал. Ты не один.
– Еваника, не стой, пожалуйста, под дождем, – наконец-то выдохнул он сквозь сжатые зубы, с трудом, как мне показалось, проглотив обращение «королева».
Я лишь качнула головой, запрокидывая лицо так, что по нему стекали ледяные капли. Промерзну, как пить дать, но хотя бы не заболею – все же айраниты крепче людей. Тихо проговорила, не отпуская складок плаща, на котором уже проступали влажные пятна:
– Ты ведь стоишь… – Я тряхнула головой, пытаясь смахнуть с лица намокшую челку, но получилось только хуже.
– Из нас двоих тебя едва не загрызла нежить. – Он осторожно коснулся моей пострадавшей руки, как следует забинтованной и находящейся в сооруженной из цветного платка «люльке». – И это тебе не стоит гулять под дождем. А что до меня, так мне это лишь помогает сосредоточиться.
– Сосредоточиться на чем? – Я придвинулась ближе, и моя правая ладонь, наконец-то отпустив складки плаща, скользнула по намокшей рубашке на его груди. Холодной и сырой настолько, что я удивилась, как его все еще не бьет дрожь.
– На мыслях. – Он поймал мою ладонь своей, горячей, несмотря на осенний холод и стихающий уже дождь. – И все же тебе стоит пройти в дом. Простынешь. – Данте, не слушая моих протестов, подхватил меня на руки так легко, будто бы я ничего не весила, и понес под крышу, с края которой осыпались ледяные капли.
Поставил меня на ноги и, приоткрыв дверь, деликатно втолкнул внутрь, заходя следом. Уже в прогретых сенях наконец-то сбросил с плеч основательно промокший «дареный» плащ и устало посмотрел на меня, убирая с моего лба прилипшую челку. На миг задержал руку, погладив по щеке кончиком пальца.
Жест ненавязчивый, но мне почудилось, что он вложил в него несколько больше, чем простую заботу о промокшей вдрызг упрямой ведунье, которая по дикому стечению обстоятельств оказалась его королевой. А я стояла, не зная, что сказать.
Ночью, когда дриада возилась с моей рукой, стараясь сделать все возможное и невозможное, чтобы глубокая рваная рана зажила как можно скорее, а я не очень долго ощущала себя инвалидкой, Данте мрачно подпирал плечом дверной косяк. Не говоря ни слова и наблюдая за процедурой, но взгляд его с каждой брошенной в тазик окровавленной тряпкой становился все острее. Ветер крутился рядом, выставляя на табуретку у кровати ряд бутылочек и эликсиров, постоянно бегал вниз за новым кувшином горячей воды, а я тупо смотрела в потолок, стараясь не пугать друзей чересчур проникновенными завываниями. Обезболивающее заклинание пришлось накладывать еще дважды – слишком быстро заканчивалось его действие, а «оттаивающие» нервы с каждым разом ныли сильнее.
Ланнан на пару с Ветром управилась за час. Мне же показалось, что возились они почти вечность. В результате рана была промыта двумя обеззараживающими эликсирами, края стянуты заклинанием дриады, а в довершение всего аккуратно наложенную повязку пропитали заживляющим зельем, но моим друзьям показалось, что и этого недостаточно. Впрочем, недельный постельный режим я отвергла сразу, ограничившись одним днем отдыха. На меня посмотрели, как на сумасшедшую, а в довершение всего Данте заявил, что с удовольствием послушает, как я запою, когда действие обезболивающего заклинания окончится. Я тогда только скептически хмыкнула, а зря.
Через полчаса я уже кусала уголок одеяла, ощутив, как отступило заклинание и онемевшие пальцы закололо сотнями иголочек. И это было наименее неприятным ощущением из всех возможных. Рану жгло огнем, и мне чудилось, будто бы чуть пониже локтя висит какая-то зубастая гадина, время от времени с упоением шевелящая челюстями туда-сюда. Плюс ко всем радостям к мизинцу на пораненной руке и ребру ладони так и не вернулась чувствительность, как будто на них все еще воздействовало обезболивание. Тогда я подумала, что это всего лишь побочный эффект, но утром я убедилась, что онемение никуда не делось – видимо, зубы подменыша все же зацепили нерв, отвечающий за тактильные ощущения, и когда он восстановится, неизвестно, если восстановится вообще.
– Еваника, тебе пора сменить повязку, – негромко сказал Данте, внимательно оглядывая проступившее сквозь бинты кровавое пятнышко.
Я вздрогнула и посмотрела на него.
Ночью мы с ним впервые за все время нашего знакомства всерьез поругались. Настолько, что я беззастенчиво воспользовалась своим правом правительницы и отдала Данте приказ убираться ко всем чертям из моей комнаты. Причина? Он высказал мне все, что думает о моей безалаберности, которая могла без особых усилий лишить Андарион так называемой владычицы. Это-то меня и зацепило. Что волновался он не обо мне, а о том, что его обожаемое небесное государство может остаться без истинного правителя. Вот и я повела себя, как королева. По крайней мере, мне так казалось на тот момент. Это позже, когда с треском захлопнулась дверь за аватаром, я поняла, что показала себя не королевой, а задетой за живое девочкой-подростком.