Паутина судеб
Елена Козак
Пролог
- Сир, к вам Чиерн Ливен, разрешите ему войти?
Престон устало поднял глаза от стола и множества, раскиданных по нему бумаг, втайне радуясь, что ему предстоит передышка, хотя и сомнительная. Кто такой, Демон его забери этот Чиерн Ливен?! Не иначе, какое-нибудь приближенное лицо. Но их ведь так много, что попробуй всех запомнить!
- Да, пригласи его.
Слуга кивнул, скрывая за маской учтивости свое удивление: он в первый раз видел этого Чиерна и не понимал, почему принц принял его... Или не в первый? В любом случае его держали не для того, чтобы интересоваться его собственным мнением.
Слуга быстро вышел из кабинета. Из-за двери до венценосной особы донеслось:
- Принц примет вас, прошу.
Принц... Престон еле слышно скрипнул зубами от досады. Мужчина с детства бредил короной. Порою просто долго смотрел на нее, мечтая о том дне, когда она достанется ему, и даже продумывая планы свержения своего отца с престола. В основном это были детские игры, но порой в них мелькало что-то стоящее. Тогда принц запирался в своей комнате на несколько часов и все обдумывал, а потом шел к отцу, или к главе тайной службы и рассказывал о том, каким путем неведомый злодей может захватить трон.
Поначалу те морщились и презрительно отмахивались от его речей, но на третий-четвертый раз все как-то забывали, что видят перед собой одиннадцатилетнего ребенка, и охотно прислушивались к юноше.
Престон хотел обезопасить корону от посягательств к тому времени, когда она достанется ему, а еще показать всем вокруг свою преданность. Ведь о своих самых удачных задумках он не распространялся...
Когда мальчику исполнилось двенадцать, умерла его мать. Как ни странно, это почти не повлияло на ребенка. Он и до этого редко видел королеву, проводя большую часть времени с учителями, или в одиночестве.
В первое мгновение, когда ему сообщили о ее смерти, Престон даже не понял, о ком идет речь. Затем немного всплакнул: что бы придворные видели его скорбь. Но плач продлился недолго - очередная прихоть этикета: "свои чувства люди должны хранить глубоко в душе, так, чтобы ни одна живая душа не узнала, не заподозрила даже...".
Все это произвело прекрасное впечатление. Королевский доктор решил, что у принца шок, даже порадовался, что для него есть работа. Глава тайной службы - Бьен - наоборот предположил, что голубая кровь позволила быстро отойти от впечатлений - хорошее качество для будущего короля.
Вот только главный зритель - отец мальчика - не мог оценить актерских способностей сына. В замок он вернулся лишь по прошествии нескольких месяцев, когда разыгрывать спектакль было попросту глупо.
Король по-своему был привязан к жене. Ее смерть оставила в его душе рану. Прошло довольно много времени до того, как он смог взять себя в руки и вернуться в порядком опустевший дом. Это ведь только слова, будто у королей нет души. Душа есть у всех.
Но за время отсутствия монарха кое-что изменилось. Серженс не мог принять некоторых решений, не смог написать важных писем монарху Зарии - Гедриху V. Нераскрытые, они так и пролежали на столе у монарха. Бьен, предчувствуя что-то, хотел было их просмотреть, но не осмелился.
Если бы он знал, чем обернется его малодушие!
Ответа Зария так и не дождалась, а потому посчитала себя оскорбленной. Гедрих V не был глупым человеком, пуще того - глупым монархом. Иначе он не смог бы править государством без малого сорок лет. Но один порок у него все же был - непомерное тщеславие, гордыня, высокомерие. Но только глупец не сумеет превратить недостаток в достоинство.
... Ваше молчание красноречивей слов. Я никогда не подумал бы, что вы отблагодарите за мою помощь - никакой помощи Гедрих, понятное дело, Серженсу не оказывал, но в письме можно многое написать: проверять-то никто не будет - такой черной неблагодарностью. И провернете все это в полной тайне, побоявшись написать мне хотя бы пару строк. Итак, война...
Но, и когда это письмо пришло ко двору, Серженса все еще не было в замке. Официально он находился в Риане по приглашению Университетских магистров (попробовали б они не прислать это приглашение!), на самом же деле проводил время в море на корабле. Бушующие волны, ласковое солнце, всевозможные яства, множество слуг, пытающиеся предугадать желания... Как не забыть о делах государства?
Но за удовольствия приходится платить.
Серженс вернулся ко двору в начале лестня32 (погода испортилась, на море штормило, кое-кто из слуг заболел и перестал смотреть на короля с обожанием и готовностью выполнить любой приказ), когда изменить ситуацию стало неимоверно сложно, если не выразиться острее.
Королевская карета въехала во двор замка по полудни, а уже в шесть вечера король поставил свою подпись под письмом. Всегда аккуратная и выверенная, сейчас она смотрелась едва ли не простой закорючкой. Конечно, в этом тоже можно было усмотреть некое неуважение к адресату, но сейчас выбора не оставалось, как и простого времени: зарийские войска стояли на границе с Киринеей. Пока они не пересекли ее, но, даже напав сейчас, они успевали пройти пол страны, не встретив маломальского сопротивления (крестьяне с пиками против регулярной армии ведь даже не смешно), пока Серженс, а это мог сделать только лично он, собрал бы войска.
Гонец с письмом на груди помчал быстрее ветра, повторяя про себя: "Только бы успеть!" Ему ведь тоже не хотелось войны. Если она начнется, каждому придется стать под ружье, а за время сытной жизни он уже забыл, что такое солдатская муштра. И вспоминать об этом совершенно не хотелось.
Приветствую вас, Гедрих - повелитель Зарии, страны восходящего солнца... боюсь, вы неправильно поняли мое молчание. Я глубоко ценю все, что вы для меня делали - читая письмо, Гедрих почти воочию увидел, как Серженс скрипел зубами во время написания этих строк: он ведь ничего для него не сделал, чего ради? - и хотел бы отблагодарить вас за это. Но первое ваше письмо до меня не дошло. К превеликому сожалению при моем дворе оказался человек, который сделал невозможным появления письма у меня. Пока я не могу сообщить вам его имя. Но, наберитесь терпения, дорогой друг - еще один смешок - несколько месяцев и...
Я устал ждать, - ответ был очень лаконичным. Это повергло монарха в гнев.
- Вы видите?! Я с самого начала знал, что мое письмо ничего не даст, но вы - Бьен, все же заставили меня его написать! Все эти ненавистные строки. Он хочет войны, он ее получит! Что до вас, то у меня большие сомнения, что после всего этого вы сохраните ваше место за собой.
- Ваше Величество, войска Гедриха все еще не перешли границу. Если бы он хотел войны, он бы уже напал, - попытался вставить слово Бьен и не прогадал.
Серженс хотел что-то сказать, но смолчал. Возможно, Бьен был не так уж и не прав. Он просто взмахнул рукой, отсылая его от себя. Монарху нужно было подумать.
Текли часы. Из покоев короля не доносилось ни звука. Бьен уже не находил себе места от волнения. Руки у него, понятное дело, не дрожали, да и голос не выдавал того, что творилось в душе, но все же.
Решение короля напрямую касалось его - Бьена. И, отдавая очередной приказ подчиненным, глава тайной службы с ужасом думал, что это, возможно, последнее дело в его жизни.
Когда на Киринею опустились сумерки, Серженс открыл двери, стремительным жестом (и куда делись все его размеренные движения, в которых никогда не было ни малейших следов спешки? - исчезли), подозвал к себе Бьена, что-то быстро сказал тому, взмахом головы отгоняя возникшие возражения, и вышел во двор.
Уже через пол часа его видели, несущемся во весь опор, к Зарийской границе...