— Впечатляет, семпай!
— Но это ещё не всё. Всего этого я не знал, когда утром… впрочем, это надо видеть. Пошли!
Двое из гокудо, в возрасте и немалых чинах, с почти невероятной для таких господ стремительностью пересекли «главный дом» и оказались в малой гостиной — месте, где обычно собиралась семья владельца «домика». В квадратной большой комнате, со столом-котацу, акварелью расписанными бумажными стенами, низкими «компромиссными» диванами перед огромным телевизором домашнего кинотеатра, установленного на специальной подставке, появился новый предмет мебели. Красивая резьба, изгибы гнутого массива дерева, кое-где потрескавшийся от впечатляющего срока службы людям янтарный лак. Шкаф был хорош! Сам по себе, как предмет старины, и из-за функционала: за стеклянной дверцей были специальные полки для посуды, несколько разной высоты ящиков, непрозрачные дверцы, явно намекающие на то, что внутри должен быть бар.
— Ну как?
— Старинный и, наверное, очень дорогой шкафчик. Может, даже из Европы.
— Угадал. Эксперт по антиквариату несколько ох… удивился, что я вызвал его к себе в семь утра — и так еле дотерпел. Самый конец девятнадцатого века — дата изготовления ещё читается. Стоял в тёплом сухом помещении без естественного освещения, изредка использовался — вот и сохранность такая. Чего-нибудь ещё скажешь?
— Ну… разве что у той стены он смотрелся бы лучше… Семпай?!
— А-а, не обращай внимание! Просто мне уже об этом сказали семнадцать раз… и из них двенадцать — супруга! Он, к слову, там и стоял, когда я его обнаружил.
— А чего тогда перес… стоп, ОБНАРУЖИЛ?!
— Обнаружил, обнаружил, Тахара-кун! Рад, что ты не теряешь остроты ума. Сам понимаешь, в поместье хорошая система охраны, её, возможно, силами отряда армейского спецназа можно преодолеть без поднятия тревоги — но не так, чтобы не осталось следов. А теперь представь, что я почувствовал, когда меня с утра разбудил старший мажордом и чуть ли не силком потащил в малую гостиную. Поверь, увидев ЭТО, у меня глаза на выкате были не меньше, чем у него! Систему безопасности сейчас курочат, но — я не верю, что там что-то было. Не тот стиль.
— Но… это… — Хирано сделал вид, что не может подобрать слов, хотя слова у него были: живое воображение тут же нарисовало картинку, в которой тёмной ночью, обползая поля обзора камер, по поместью крадётся киношный ниндзя в театральном обтягивающем костюме, маске… и со шкафом за спиной! Для надёжности — чисто чтобы не уронить, шкаф был крест-накрест перевязан ярко-розовой лентой с завязками в виде ОГРОМНОГО банта и снабжён биркой «подарок». Он увидел это настолько наяву, что чуть не спросил вслух про ленту. И хорошо, что не спросил.
— Шкаф, как и положено «подарку», был перевязан розовой ленточкой с бантом, а карточкой служило вот это, — в руке у хозяина дома появился сложенный вчетверо лист бумаги. — А что касается места… ай, ладно, всё равно документы переносить придётся…
Сайко-Комон, сделав такой комментарий, подошёл и одним движением небрежно откинул сегмент пола, сделанный под классический матрас-татами. Потом что-то сделал рукой… и поднял дощатую крышку люка в полу — до того момента это место выглядело просто полом. Под деревянной крышкой покоился серьёзный металлический люк с кодовым замком.
— Теперь даже не знаю, что мне сделать из своего архива, может, продуктовый погреб? Как думаешь, кохай?
— Эм, бывшее бомбоубежище? — предположил вакагашира и, дождавшись кивка, предложил. — Лучше ещё одну переговорную комнату… антуражно получится, семпай?
— Хорошее у тебя воображение, Тахара-кун! Прям завидно! Ну ладно, а теперь, собственно, вот тебе и записка. Прочти, и поймёшь, почему я всё это рассказываю именно тебе!
Не без трепета вакагашира развернул бумагу и буквально впился глазами в текст — тот был написан характерным, очень знакомым почерком. Да и содержание…
Здравствуй, Хандо-одзисан! С праздником! Сто лет папа меня к тебе не возил, хорошо, что ты о себе напомнил! Зацени подарок — сама выбирала! Господин моего мужа пообещал, что его доставят ровно к началу праздника — ну правда круто? Ой, я чуть не забыла, чего вообще начала писать: тут ваши мальчики…
Тахара Хирано почувствовал, что текст начинает расплываться у него перед глазами: почерк определённо принадлежал кисти его дочери. Он уже год назад смирился с тем, что род его так и останется без продолжения: ребёнок у него был один-единственный и безумно беспутный! И тут ТАКОЙ «привет»…
Интерлюдия 7
Часть 1. Япония: Такасима