Ещё через пять минут застольного разговора выяснилось, что празднование на дамбе устроили тоже не просто так: Харухи тут проявила свой дар «замутить на пустом месте» во всей красе, собрав и заболтав народ (слух об открытии гидрозатвора уже успел обежать половину города). Народ споро натаскал бамбук в специальных кадках, столы, угощение — и началось. А доченька со своим «ненаглядным» с чистой совестью отправилась «делать хорошо в поместье папочки!». Хирано-старшего от цитаты почему-то пробрала нервная дрожь!
Но дома, против ожидания, оказалось всё довольно мирно. Ну, перепившиеся кёдай устроили вече… день творческой песни — ладно. Да, самые пьяные товарищи щеголяли фингалами и шишками: решили показать «наглому выскочке», как уводить «дочь босса». Показали, ага. Зато поправили дружеским возлиянием вместе с «противником» испорченное настроение — заодно и анестезия, ага. Харухи удалось расшевелить всех — даже флегматичную повариху и старшего слугу: дом гудел, как растревоженный улей, но бедлама и разрушенной обстановки не было…
— Папочка, здравствуй! — а вот и она, легка на помине. Дочка повисла на шее более низкорослого отца — чуть не повалила, расцеловала в щёки, и только потом, отойдя на пару метров, изобразила вежливый поклон вместе со своим Хикари. Ну-ну. Отец «украденной кровиночки» смотрел на вынужденного зятя с плохо скрываемой злостью… пока тот не поднял взгляд. ЭТОТ Хикари Гото… внушал. Жёсткие, почти что старые глаза — и вопящая внутри интуиция, требующая немедленно отвести взгляд от этих болотных омутов! С огромным трудом сведя начавшийся поединок взглядов на нет, Тахара немного посидел за общим с подчинёнными столом, исподтишка разглядывая «новую» дочь и совершенно преобразившегося «первого дурака на деревне» Гото. Пара, даже сейчас, «работала» дуэтом, причём отец со смешанными чувствами замечал за ребёнком (уже давно не ребёнком!) «свои» интонации и жесты. Более того, сейчас она показательно «рулила» перед вакагашира его расслабившимися кёдай. И нужно было понять, что случилось, почему бывшая Хирано-младшая, признававшая только одну мотивацию — «по приколу», теперь, в самый разгар одного из так любимых ею праздников, работала. Пожалуй, впервые в жизни на глазах у своего родителя.
Интерлюдия 7. Часть 2. Япония: Такасима. Харухи Гото (Хирано), Тахара Хирано, Хикари Гото (Пачи)
— Здесь нам никто не помешает, — Тахара лично выглянул в коридор, перед тем как закрыл сдвижную дверь и уселся по другую сторону от низкого столика на пятки. — Сайко-Комон-доно был так любезен, что дал мне прочесть твоё послание, дочь… И я хотел бы получить объяснения!
— Пусть Пачи сначала скажет, у него хорошо получается, — кивнула Харухи на мужа.
— Я скажу, — согласился тот, — только хочу спросить у уважаемого вакагашира, представляет ли он, насколько далеко простирается долг вассала перед господином?
— Что за намёки?! — Хирано-старший лишь с некоторым трудом обуздал эмоции. Сколь ни будь устойчив к выпивке, а всё равно алкоголь возьмёт своё. Учитывая, что начал он с самого утра… — К чему вообще этот вопрос?
Последняя фраза была произнесена более спокойно — во-первых, набитые табло местных забияк он уже осмотрел во всей красе, а во-вторых — несмотря ни на что, сейчас посланец говорил не сам за себя — он представлял сюзерена. Правда, повторно не сжать кулаки получилось только огромным усилием воли: его дочь и этот… в открытую переглянулись, что-то решая, и Харухи легонько кивнула.
— Вопрос вполне закономерный, вакагашира-сан, — Пачи резко посмотрел своему визави в глаза, отчего тот дёрнулся. — Я не считаю ни вас, ни Сайко-Комон, ни якудза в целом клиническими идиотами. Наверняка, главный финансист ДО того, как позвал вас на «разговор», навёл справки — всё-таки Амакава в Такамии ровно один… и во всей Японии тоже. Ваши действия, простите, действия вашей организации, заставили нас озвучить имя своего покровителя — иначе ваш оябун, несмотря ни на какие «сигналы с мест», развязал бы «войну банд». Быть сильным и без крыши — это же не по понятиям, не так ли?