Когда из темноты за спиной Юли вышли Крис и Бриан, я понял, что дочь просто ждала их, не желая присоединяться к веселью раньше времени. Лит и сын Пресветлой о чем-то перешучивались. Я смотрел на них и понимал, что для Юльтиниэль, Кристиана и Найтингейла прошло гораздо больше времени, чем для меня и моего мира. И успело случиться нечто такое, что связало этих троих настолько крепкой нитью, что ни одним мечом не разрубишь — даже пытаться не стоит. Крестник стал гораздо увереннее в себе и спокойнее. А на ментальном уровне его теперь окружал смерч силы ничуть не слабее, чем у детей творцов. Как это он умудрился? Или Юля из кожи вывернулась, чтобы вытянуть мужа на свой уровень и навсегда закрыть тему их неравенства?
Я стоял на балконе, выискивая в толпе знакомых и друзей, и думал, что несколько лет назад также наблюдал за праздником из своего столичного дома.
И рядом также стояла Хель.
Творец была спокойна и благожелательна. Я чувствовал, что ее безумие сегодня спит, и женщина наслаждается возможностью дышать полной грудью. Жить, а не существовать.
— Эта троица сильно напортачила в ареале Ксанрда… или Камрин? — задумалась Убийца. — В любом случае, Совет принял решение их наказать.
— Серьезно? — не то, чтобы я переживал. Скорее знал, что причинить вред своей дочери Хель просто не позволит — зубами глотку перегрызет обидчику. Да и выглядели бы детки тогда совсем по-другому, а не присоединились бы к компании Рика и Юлии, громко хохоча над какой-то историей.
— С какой стороны посмотреть, — творец передернула плечами, но все-таки снизошла до объяснений: — Посидят какое-то время под замком. Юля с мужем здесь, Бриан после праздника отправится к Данте и Ладу. Не думаю, что они станут третировать мальчишку.
— Что-то совсем не похоже на наказание, — подумав, сообщил я свои мысли.
— Просто возможность еще раз переосмыслить цели в жизни и расставить точки. Знаешь, что намеревается сделать наша дочь? — в голосе Убийцы послышалась откровенная насмешка.
— Просвети, будь добра.
— Они с Литом собираются быстро обеспечить Лирию наследником и, как только выйдет срок заключения, тут же удрать на поиски новых миров и приключений…
— Мы с Шахра’лой сможем воспитать достойного императора.
— Даже не сомневаюсь, — проворчала Хель. — Я стану бабкой раньше Алив, но не уверена, что мне нравится эта идея.
— Главное, что она нравится детям.
— Да какие они теперь дети!
— Для нас — самые настоящие. И навсегда ими останутся. Точнее, для меня — до конца жизни.
То бишь, если прикинуть, еще лет двадцать — тридцать. На вещи, особенно такие хрупкие как жизнь, нужно смотреть реально. А я уже убедился, что Время всегда забирает причитающееся ему, не делая различий. И потому оно было великолепно в своей неподкупности.
Людям бы так…
— Оррен, — мое имя в устах Хель прозвучало как-то особенно мягко и осторожно. — Пойдем со мной, пожалуйста.
Я с удивлением повернулся к женщине, замечая то, что еще никогда не видел в Убийце: чуть подрагивающие плечи и пальцы, сбившееся от волнения дыхание и самое важное — надежду в ранее пустых глазах.
Опережая мой ответ, творец сбивчиво продолжила:
— Я сниму метку! И больше никогда не стану на тебя давить. Никто не станет, Оррен! Клянусь своим безумием и даром!
— Твою ж налево, Хель, — протянул я как-то тоскливо. — Создается ощущение, что я ломающаяся невинная девица, которую ты пытаешься склонить к чему-то непотребному.
Убийца улыбнулась, оценив шутку, а затем легко щелкнула пальцами. В первое мгновения я даже не понял, что что-то произошло. А затем внутри будто бы лопнула натянутая до предела струна, и я почувствовал… свободу? Еще не веря, я заплетающимися от волнения пальцами сорвал с шеи дар.
И не ощутил ничего.
Проклятия больше не было.
Хель смотрела на меня спокойно.
— Серьезно, Оррен. Никогда больше ты, твои кровь и воля не станут предметами торга или шантажа. Я просто пытаюсь сказать, что готова отступать и играть по чужим правилам.
во взгляде читалось Убийцы уточнение: вовсе не чужим, а конкретно моим, Оррена Рита, ничьим больше, и горе тому, кто подумает иное.
— И зачем тебе старый потрепанный герцог, сил которого едва хватает, чтобы зачаровать бутылку с вином?
Это был риторический вопрос. Ответ на него я уже знал. Со мной Убийца не была безумна. Не понимаю, как, но я действительно мог гасить приступы и возвращать творцу рассудок. И чем дольше она была со мной, тем успешнее сопротивлялась своему проклятию. Я требовался Хель как воздух, а может быть, еще больше.
Но я не хотел уходить.
— Хель, я бы соврал, если бы сказал, что не задумывался об этом. Целая Вселенная вместо ограниченного вредными соседями герцогства — это большой соблазн. Но я не пойду. Я поклялся Альге.
— Вместе и до смерти? — усмехнулась Убийца.
— Как в сказке, — согласился я. — Но даже если бы не клятва… Я хочу воспитывать детей и внуков. Хочу по вечерам читать супруге эльфийскую поэзию под тихий треск камина, смотреть на звезды с Северной башни. По утрам замечать в зеркале новые морщины. Стареть.
Хель смотрела на меня и вовсе не спешила заново проклинать, как я того подсознательно боялся. Нет, творец улыбалась.
— Знаешь, что самое замечательное в твоем ответе, Оррен?
Внизу продолжалось веселье. Я очень надеялся, что все мои замечательные друзья не слишком мешали отдыхать Альге.
— Я не услышала отказа. Что для меня несколько десятилетий? Яркое и короткое мгновение. Я подожду; я умею ждать, даже не сомневайся. Подойдет к концу срок, отпущенный Альге, из него никто не заберет ни единой минуты. Вырастут не только ваши внуки, но и правнуки. А твоя спина, мой герцог, уже не сможет разгибаться в гордой осанке. Я дождусь того момента, когда ты устанешь от этого мира. И однажды, Оррен, когда ты начнешь закрывать глаза, чтобы больше никогда не проснуться, я снова приду в твой дом.
…Я видел это как наяву — себя, сидящего в плетеном кресле на этом самом балконе, свои высохшие руки на подлокотниках, теплый осенний день и алую листву кленов, устилающую парк. Видел солнечный свет, пронзающий по-прежнему прекрасные витражи замка Ритов.
Где-то внизу смеялись дети, похожие на меня и Альгу. Герцогиня Рит ушла на новый круг перерождений более десяти лет назад, забрав с собой кусочек моей души. Творцы обещали проследить, чтобы в последующих жизнях ей всегда выпадала лучшая доля. Моя же Альга продолжила жить в наших детях. Наша дочь с возрастом все более походила на нее. В младшем внуке я видел черты Альги. А недавно на свет появилась моя первая правнучка, взглянувшая на мир знакомыми серыми глазами.
Я чувствовал умиротворение и гордость за свой род. Новое поколение выросло достойным. И на вопрос: «Хорошо ли быть Ритом?» теперь я знал точный ответ.
Хорошо. Потому что Риты сами творят свою судьбу.
Я смотрел, как закатное солнце, медленно облачаясь в пурпурные тона, опускается за лес. И чувствовал, что удары сердца становятся все реже и глуше.
Гаснущее зрение выхватило из подступающей серости Хель, появившуюся с позабытым звуком сухого щелчка. Творец была все также худа и потрепана — разве что чуть побледнел тонкий шрам над бровью. Она протягивала мне свою руку, не требуя, просто предлагая встать с кресла вновь молодым и полным сил. Уйти вместе с ней, стать вечным спутником Хель; тем, с кем Убийце больше не придется никогда становиться безумной.
И в последнем усилии я протянул руку в ответ.
Конец