— Или кошмаре, — поправился Хартли.
Я кивнул.
— Я постараюсь остановиться, чтобы ты мог немного отдохнуть.
— Спасибо, — слабо произнес я.
Мы оба замолчали.
— Это безумие, — вмешался Барретт, нарушая тишину.
Когда Хартли повернулся к нему, в его идеально уложенных, густых коротких светлых волосах отразился свет. Он выглядел как герой любовного романа.
— В смысле?
— Твое эго. Думать, что ты каким-то образом воздействуешь на сон Миро — это просто безумие.
Хартли поджал губы, и я видел снисходительный взгляд, который он бросил на Барретта.
— Думаю, мы все знаем, кто здесь зло?
— Я?
— Ну да, ты и твой мертвый сообщник.
— Ты у него на кухне с понтовым стволом.
Хартли снова цыкнул.
— Во-первых, это титановый золотой «Дезерт Игл», как я уже упоминал, а во-вторых, именно ты застрелил собаку.
Барретт широко раскрыл глаза и быстро покачал головой, что подразумевало «да уж».
— По-моему, это Ганди как-то сказал, что о величии нации и ее моральном прогрессе можно судить по тому, как обращаются с ее животными.
— И какое это имеет отношение к…
— Ты только что пытался убить собаку, — напомнил ему Хартли, осуждающе нахмурившись. — Ты настоящий варвар.
— Она собирался напасть на меня!
— Ты же в доме Миро, — твердо заявил доктор. — Конечно, пес собирался напасть на тебя. Это логично. Это все равно что злиться на акулу, которая пытается съесть тебя, потому что ты плаваешь в ее океане. Безумие — принимать это так близко к сердцу.
Барретт взглянул на меня.
— Миро согласится со мной. Ты не получишь никакой поддержки с его стороны.
— Нет, не получишь, — подтвердил я Барретту. Хартли передвинул пистолет, и дуло уперлось мне в живот, а рукой скользнул по моей шее сзади.
— Ты в ужасе от того, что хоть в чем-то со мной согласен? — спросил он меня.
— Да, — вздохнул я, задаваясь вопросом, действительно ли я проснулся или это и впрямь страшный, глубокий, по-настоящему яркий сон.
— Скажи мне, что ты думаешь о том, что я хочу попробовать твой член на вкус?
Я негромко кашлянул.
— А тебе не кажется, что все это скорее имеет смертоносный подтекст, чем сексуальный?
— Как так?
— Думаю, именно мысль о том, чтобы причинить мне боль, доставляет тебе удовольствие.
— Да, и я так думал, но теперь ночью, в постели, когда представляю тебя истекающим кровью, с рассеченной спиной, пока я вынимаю твое ребро… у меня начинается эрекция.
Мой желудок сжался, но голос оставался ровным.
— Полагаю, ты смешиваешь свою жажду крови с сексом.
— Что вполне возможно, — согласился Хартли. — Но я также представляю тебя голым на той койке, на которой ты лежал в прошлый раз, и представляю, как я ставлю тебя на колени и вгоняю свой член тебе в задницу.
Я знал, пока Хартли говорил, пока мы общались, и он находился в процессе размышления, он не станет действовать. Весь фокус был в том, чтобы заставить его думать не только об убийстве, но и о других вещах.
— Со смазкой? — спросил я, испытывая отвращение, но понимая, что должен дать ему больше поводов для размышлений. — Или без?
Хартли приподнял одну бровь.
— А вот это уже интересно, правда? Проникновение без какой-либо смазки вызовет кровотечение?
— Да.
— О, тогда ты, наверное, прав. В этих желаниях на самом деле нет ничего сексуального, они и впрямь сводятся к боли, которая в конечном итоге приведет к смерти.
— Вот и ответ, — тихо сказал я, пытаясь говорить спокойно, выравнивая дыхание, вдох и выдох, стараясь не ошибиться.
Хартли наклонил голову, нежно улыбаясь мне.
— Ты всегда все видишь так ясно.
— Стараюсь.
— Какого хрена? — взревел Барретт. — Так ты собираешься его убить или нет?
Это было ошибкой.
Когда он закричал, Хартли вздрогнул, а доктор ненавидел, когда кто-то заставлял его вздрагивать или подпрыгивать, поэтому он выстрелил в правую коленную чашечку Барретта.
Крик Барретта был оглушительным, как и все последующие.
— Прекрати, или я сделаю то же самое с твоей головой, — сказал Хартли, явно раздраженный. — У меня в кармане есть еще несколько патронов для пистолета.
Не то чтобы у него уже кончились патроны. Я знал это, потому что считал.
Барретт с трудом заткнулся, ему пришлось засунуть кулак в рот и укусить себя.
— Миро, у тебя есть еще полотенца?
— Наверху, в бельевом шкафу, — ответил я, ожидая его разрешения.
Хартли прикусил нижнюю губу.