— Да, но я поцеловал его не только из-за страха перед смертью.
— Нет, это могло быть из-за одиночества и благодарности, а возможно, и из-за здоровой дозы шока.
— Шока?
— Барретт стрелял в Цыпу. Он ведь сказал тебе, что собирается убить тебя, верно?
— Да.
— А ты этого не ожидал?
— Нет, — ответил я, стуча зубами от холода.
— О боже, любовь моя, пожалуйста, заведи грузовик и включи обогреватель.
— Хорошо.
— Ничего страшного, я сам сделаю это. Я тебя вижу.
— Что?
Но я все понял, когда раздался стук в окно, и, оглянувшись, увидел Яна, стоящего под проливным дождем.
— Открой дверь! — крикнул он, но звук был приглушен стеклом и водой.
Поднявшись, я отпер дверь и быстро отодвинулся, чтобы Ян скорее забрался внутрь.
Он тут же выхватил у меня ключи и завел машину. Как только горячий воздух стал поступать в кабину, Ян повернулся ко мне.
— Так вот, несмотря на то что сейчас самый неподходящий момент, поскольку ты совершенно не в себе, я все равно скажу — я принял решение уйти из армии.
У меня начались галлюцинации.
— Миро?
— Наверное, я сейчас в коме или типа того.
— Уверяю тебя, это не так.
— Я в шоке.
— А с этим соглашусь.
— Ты действительно бросаешь службу?
— Да.
— Почему?
— Потому что в этом больше нет смысла, — решительно сказал он.
— Что ты имеешь в виду?
— Раньше это казалось мне правильным — то, кем я был, — но теперь я больше заинтересован в другом: в нашем доме, в нас.
Я боялся позволить его словам проникнуть в меня, поскольку они были именно тем, на что я надеялся, и в действительности звучали слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Думаю, если бы я не был маршалом, то уйти из армии оказалось бы труднее, так как служба — военная или правоохранительная — определяет меня.
И это истинная правда. Ян готов был ради кого-то другого добровольно поставить свою жизнь на второе место, потому что он именно таков, так уж устроено его сердце.
— Это потому, что ты хороший человек, Ян Дойл.
Он покачал головой. Я знал, что Ян делал в своей жизни некоторые вещи, которые нельзя назвать хорошими, и это преследовало его.
— Я ухожу из армии не потому, что больше не смогу быть им полезен, я ухожу потому, что думаю, что смогу быть более полезным здесь, с тобой, будучи маршалом и твоим партнером, как на работе, так и дома.
Я вздрогнул, его слова были одновременно волнующими и пугающими.
— В большинстве своем я собираюсь уйти в отставку из-за тебя, но ты не единственная причина, и думаю, меня в некотором смысле это успокаивает.
Вот оно… Значит, решение было принято не только из-за меня. Все это было не только из-за меня. Его собственное мышление тоже изменилось, о лучшем я и мечтать не мог.
— Я искренне верю, что смогу принести больше пользы здесь, а не на другом конце света.
Хотелось поймать Яна на слове и начать новую жизнь, но это было нечестно. Если бы не я, он вряд ли поступил бы так же.
— Уверен?
— Уверен.
— Да, но…
— Я думал, ты хочешь именно этого.
— Да. Ты же знаешь, что это так.
— Тогда будь счастлив.
— Не могу, если тебе грустно. Не могу, если ты будешь скучать по тому, кто ты есть. Я предпочту расставание с тобой, чем несчастного тебя.
Ян взял мое лицо в свои ладони.
— Мне вовсе не грустно. Теперь я могу остаться дома с тобой, и поверь мне, это очень волнующе.
— Я хочу, чтобы ты был уверен.
— О, я уверен. Я знаю, что ты настоящее приключение.
— Нет, я не об этом…
Ян рассмеялся, а затем попытался подвинуть меня к себе, чтобы поцеловать.
Я отстранился и отсел, во всяком случае попытался, но Ян так крепко держал меня, что я не мог пошевелиться.
— Какого черта ты делаешь?
Слезы не стали неожиданностью.
— Мне нужно домой, почистить зубы, принять душ и окунуться в отбеливатель или типа того. Я весь в грязи.
— Ты весь в крови нашей собаки и Барретта, который пытался убить тебя и которого ты потом еще и спасал, но самое важное, ты по-прежнему остаешься самим собой и все еще любишь меня, верно?
Я даже не мог видеть его сквозь пелену слез.
— Вокруг полная неразбериха, все это ужасно, но сейчас ты должен поцеловать меня, чтобы напомнить себе, каково это — целоваться и быть с мужчиной, который тебя любит.
— Как ты вообще можешь хотеть этого?
— Не будь идиотом, — мягко упрекнул Ян. — Ты принадлежишь только мне.
Я с трудом перевел дыхание.