— Но ведь мы по-прежнему в Чикаго. Не волнуешься, что кто-то проберется в дом через огромную собачью дверцу? — в голосе Кона звучало беспокойство.
Я выгнул бровь.
— И рискнет лично встретиться с Цыпой?
— Нет, я имею в виду, днем, когда пса здесь нет.
Я фыркнул.
— Дверцу сделал Ян. Когда она закрыта, то похожа на Форт-Нокс. Никто не проберется.
— Кстати, когда он приедет? — вмешался Ковальски.
— Завтра около семи.
— Тогда я позвоню парням. Сегодня мы играем в покер у тебя.
— Что? Почему?
Единственное, чего мне хотелось — поспать. Разве я не выглядел устало?
— Может быть, ему хочется пойти спать? — предположил Кон.
Ковальски усмехнулся.
— К черту. Он должен нам за все деньги, которые выиграл в прошлый раз.
И правда.
— Все знают, что грешникам покоя не видать.
Я показал ему средний палец. А потом и засмеявшемуся Кону.
ГЛАВА 4
МОИ ДРУЗЬЯ — хотя едва ли я мог их так называть после того, как они без колебаний отобрали у меня деньги и не дали возможности отыграться — задержались до раннего утра. Пришли все, кроме Шарпа. Тот был на страстном свидании с балериной из Восточной Европы, которую встретил на операции УБН. На следующее утро, в девять часов, Шарп заколотил в мою дверь. Квартира девушки оказалась неподалеку от меня, и проснувшись, Итан поскорее оттуда смылся. Раз уж парень снова стал холостяком, его официально можно было назвать кобелем.
Шарп слегка позеленел при упоминании яичницы с беконом, поэтому я вытащил его на завтрак в любимое пончиковое кафе «Файркейкс» на Кларк-стрит. Горячая и сладкая выпечка сработала. Когда мы уходили, Итан больше походил на человека. Я одолжил ему солнцезащитные очки, чтобы его не ослепило, и он прогулялся вместе со мной и Цыпой обратно к дому.
— Тут приятно. — Шарп вздохнул, шагая в ногу со мной и оборотнем. Мы шли в прохладном утреннем воздухе по обсаженным деревьями улицам. — Думаю, мне нужно жилье в пригороде.
Я не хотел поправлять его и подчеркивать, что Линкольн-парк не был маленькой сонной деревней. Голова и желудок у Шарпа пока не пришли в норму.
— Но тогда я буду вдали от всех клубов.
Да, это стоило принять во внимание.
— Если я попробую погладить пса, он откусит мне руку?
Я хохотнул и обошел Цыпу, чтобы тот оказался между нами. Здорово, что Шарп дотягивался до собачьей головы даже не наклоняясь. В поглаживании собаки есть что-то целительное. Я заметил, как Итан окончательно оправился от последствий ночи.
— Знаешь, если из-за тусовок и случайных связей тебе становится паршиво, в результате чего ты напиваешься, чувствуешь себя дерьмово и испытываешь стресс, то, может, задумаешься?
— Прикалываешься? Я обожаю трахаться.
Я не собирался подталкивать Шарпа к просветлению.
— Хочешь зависнуть у меня на диване и посмотреть футбол, пока я прибираюсь?
— Да, давай. Найдется одежда для меня?
Нашлась. Я отдал ему спортивные штаны, футболку и толстые носки. Пришлось весьма кстати после душа, в котором Итан смыл с себя запахи сигаретного дыма и алкоголя. Он включил не футбол, а Netflix, и вырубился под него на диване. Я убрал вокруг Шарпа и Цыпы. Пес приоткрыл глаз, только когда я стукнул его пылесосом.
Позже, около четырех, я разбудил Шарпа и приготовил ему омлет с тостами. После еды и холодного чая он выглядел гораздо лучше и собрался уходить. Прежде чем выйти на тротуар к вызванному мною такси, он, вопреки обыкновению, обнял меня.
Я так и не поел: хотелось дождаться Яна. И к тому же, я настолько волновался, что ни за что не смог бы проглотить и кусочка.
Чуть позже мне позвонила Мин, расстроенная после еженедельного обязательного визита к матери.
— Вы, ребята, понимаете, — пожаловалась подруга. — Почему же она не может?
Я вздохнул.
— Она беспокоится, что если ты не выйдешь замуж и не заведешь детей, то не обретешь истинное счастье в жизни.
Выдох Мин в равной степени был и раздраженным, и грустным.
— Но вы же знаете, что это неправда. Я люблю свою работу и свою жизнь. Мне нравится ходить на свидания. Я счастлива, за исключением тех моментов, когда приходится иметь дело с матерью.
И тут меня осенило.
— Ты рассказала ей о Дженет, бестолочь?
Она хихикнула.
— Глупо вышло, да?