— Но ты же не думаешь обо мне плохо.
— Нет.
— Тогда как же я могу поступить так с тобой?
Он кивнул.
— Ты очень хороший человек, Ян Дойл.
Я наблюдал, как эмоции сменяют друг друга на его лице: страх, облегчение, гнев, боль, счастье, — он стиснул челюсти, нахмурил брови, судорожно сглотнул, дыша глубоко, через нос.
— Речь не только о тебе и замужней женщине.
— Да, — согласился он, отодвигаясь от меня и останавливаясь в нескольких футах.
— Вопреки распространенному мнению, я не умею читать чужие мысли.
Ян усмехнулся.
— Брось, никто и никогда не обвинял тебя в том, что ты…
— Ян! — рявкнул я.
— Ладно! Я не хочу, чтобы ты жалел меня из-за того, что случилось в пустыне!
— Ничего не могу с этим поделать.
— Но если ты подумаешь, что я слабый или…
— Мы это уже проходили, — сказал я, сокращая расстояние между нами и придвигаясь ближе к нему. Взяв его за локоть, чтобы он не смог отстраниться, привлек к себе. — Я знаю, что ты сильный.
Ян закрыл глаза.
— Просто расскажи мне, как все было.
Он издал какой-то звук, не совсем кашель, но что-то похожее.
— Ты так по-особенному на меня смотришь… причем только на меня и… Я не смогу, если ты перестанешь испытывать это чувство и посмотришь на меня иначе из-за всего, — его голос дрогнул. — Я не смогу… Боюсь, ты перестанешь…
— Что перестану?
— Любить меня.
Ах.
Правда. Наконец-то. Хорошо, когда она выясняется.
— Нет уж, — заверил я, вздыхая и улыбаясь, потираясь своей гладко выбритой щекой о его щетинистую. Этот звук и ощущение были возбуждающими и утешающими одновременно. — Этому не бывать.
Ян задрожал, прижимаясь ко мне.
— Мы ссоримся, мы миримся, но я знаю, что ты никогда этого не сделаешь. Ты никогда не скажешь «хватит» и не уйдешь. Мы оба несем всякую чушь, будто это возможно, но это не так.
— Верно, это не так, — согласился Ян, обнимая меня за шею и крепко прижимая к себе. — Я боялся, что все изменится, если ты узнаешь.
— Не изменится, — поклялся я. — Но мне нужно знать.
Ян медленно отпустил меня, и, когда между нами образовалось свободное пространство, я увидел блеск в глубине его глаз, бушующее пламя посреди голубого цвета.
— Это не сделает тебя хуже, идиот. Как ты вообще мог такое подумать?
— Иногда я думаю всякую ерунду.
— Да уж.
— Они бросили меня, и я не хотел, чтобы ты знал. Потому что думал, тебя будет волновать, почему они так поступили.
— Не будет.
— Хорошо.
— И нам в самом деле пора прекращать, — вздохнул я, уставший и лишенный сил, поскольку иногда требовалось приложить немало усилий, чтобы Ян меня услышал. Оно того стоило, всегда, но это не означало, что было легко.
— Прекращать что? — спросил Ян с легкой тревогой в голосе.
— Прекращать говорить, что любой из нас волен уйти. Похоже на то, как люди все время говорят о разводе, когда женаты. И однажды так и произойдет.
— Да, хорошо.
— В смысле, это же глупо, правда? Я не могу представить себя без тебя.
Он тепло улыбнулся.
— Я тоже.
— Значит…
— Вот почему я так разозлился вчера вечером.
— Мы оба взбесились.
Ян покачал головой, снова приближаясь ко мне.
— Нет, я имею в виду, когда спустился и увидел, как адвокат, разговаривая с тобой, касается тебя и гладит Цыпу.
Это было неожиданно.
— Что? — угрюмо буркнул он.
— Ты же не приревновал меня к Барретту.
— Черта с два не приревновал! — вспыхнул Ян.
— Ты серьезно? Ты сейчас серьезно говоришь? — Я поверить не мог. Ян Дойл ни к кому не ревновал. Но в этом случае я мог все исправить мгновенно и без всяких вопросов. Нормальность происходящего заставила меня улыбнуться. Именно так всегда и было между мной и Яном. Грандиозные откровения, которые становились частью нашей общей истории. Именно это я обожал в наших отношениях, и знал без тени сомнения, что Ян был для меня единственным.
— Да, — прорычал Ян, из его великолепных голубых глаз исчезли неуверенность, боль и самобичевание, сменившись раздражением.
— Какого черта ты ревнуешь?
— О, ну не знаю, богатый красивый адвокат, который без ума от тебя, селится по соседству, любит Цыпу и уже познакомился с твоими друзьями без меня… Думаю, если обобщить все это, то да, я ревную.
— Да ладно тебе.
— Если бы мы поменялись местами, ты бы не волновался?
Я на секунду задумался.
— Нет.