— Вы полагаете, что подразделения спецназа берут перерывы, маршал? — спросил Харни резким, неприятным тоном. Очевидно, мои расспросы его напрягали. — Что наши враги когда-нибудь отдыхают?
Возможно, он сказал это с целью пристыдить меня, поскольку я являлся гражданским лицом, но мне было все равно. Единственное, что оставалось важным — репутация Яна, и поэтому я ответил с уважением:
— Нет, сэр.
— Вы готовы выполнить свой долг, капитан? — спросил Харни, обращаясь к Яну.
— Да-с-сэр, — почти прокричал Ян.
Я обязан был считаться со службой, и принял это. Я все понимал. То, что делал Ян, было важно, и я связал свою жизнь с солдатом. Я знал это с самого начала и очень им гордился. Но… и его работа в качестве заместителя маршала США также была не менее важна. Даже если б мы оставались всего лишь партнерами по работе, разве его нынешняя работа не имела такого же значения, как и то, что он являлся солдатом? Ответом было ясное и четкое «нет».
— Захвати свои вещи, — отдал приказ Харни.
У Яна всегда стояли две подготовленные сумки на случай, если он вернется домой и его в тот же вечер снова вызовут на службу, в таком случае он готов был сразу уехать. В его отсутствие моя работа состояла в том, чтобы разобрать вещи, все постирать и упаковать заново, дабы все было готово.
Я знал, что большинство подразделений возвращались домой с действительной службы и отдыхали месяцами. Отличие команды Яна, состоящей из двенадцати человек, заключалось в том, что это было спецподразделение, направляемое на поиск или захват цели любыми необходимыми средствами. Это была партизанская война на чужой стороне, и это был его долг, так что его могли… легко могли… немедленно отправить на активную миссию сразу после допроса о Лохлине.
Снова.
Мне стало тяжело дышать.
Снова.
Только что вернулся домой и, возможно, снова уедет.
Ян быстро направился к дому, открыл входную дверь, и через несколько секунд Цыпа выбежал ко мне. Он остановился рядом со мной, глядя на всех мужчин, но не двигаясь, продолжая наблюдать за мной, взяв под защиту.
— Такова жизнь, — сказал мне Харни.
Я вгляделся в него, пытаясь понять, нет ли в его взгляде отвращения или осуждения. Ян говорил мне, что независимо от того, как все изменилось снаружи — отмена «не спрашивай, не говори»; нетерпимость к оскорблениям или предубеждениям, — армия все еще не принимала подобного. Просто никогда не знаешь, когда столкнешься с этим. Но, вглядевшись в лицо полковника, понял, что он всего лишь констатирует факт, и он сказал бы это любому партнеру или супругу солдата.
— Да, сэр, — согласился я.
Ян вернулся очень быстро. Он не сказал мне ни слова, даже не взглянул на меня, и я понял, что он смущен. Мои вопросы и очевидное огорчение опозорили его перед начальством.
— Маршал, — попрощался со мной полковник, прежде чем уйти.
Глаза Яна встретились взглядом с моими лишь на мгновение, но после того, как он сел в машину вместе с остальными и уехал, меня, стоящего в безмолвии на тротуаре, поразило то, насколько я оказался неправ. В тот момент, когда Ян оставил меня, не было ни гнева, ни унижения. Он не осуждал то, что я говорил или делал. Я видел только тоску.
Ян хотел остаться. Это было ясно как божий день. Тоска читалась во всем: в его лице, в прерывистом дыхании, в раскрытых губах, в сжатой в кулак правой руке и в том, как он чуть не споткнулся, когда повернулся, чтобы последовать за человеком, уводившим его. Я был для него домом, я знал это, и покидать меня для него значило лишиться всего.
Осознание этого дарило хоть какое-то утешение.
ГЛАВА 11
Я проскочил мимо встречающих, в основном потому, что ожидал увидеть их у терминала международного аэропорта Мак-Карран, а не в зале ожидания.
— Вы Джонс?
Обернувшись на голос, я наткнулся взглядом на… даже не знаю, как описать. Промелькнула мысль, что парень, заговоривший со мной, — серфер или инструктор по тому же серфингу или дайвингу, сразу и не скажешь. Но с таким загаром и выбеленными солнцем темно-русыми волосами, волнами, спадавшими на плечи, у него явно было полно свободного времени.
— Да?
Парень шагнул ближе и, протянув руку, изогнул губы в ироничной, но соблазнительной улыбке.
— Я Боди Кэллахэн из отдела в Вегасе, а это мой напарник — Джосайя Редекер.
Кэллахэн не был похож ни на одного маршала, которого я когда-либо встречал. Не знал, что шорты-карго и обувь для серфинга — подходящая одежда для маршала, равно как и футболка с хипстерским худи, которое не попадалось мне со времен колледжа. А его напарник походил на владельца бара. Прямые темные волосы спадали ему на лицо, и еще я заметил усы и густую щетину на подбородке, которую можно было бы назвать бородой, если бы она проходила по всей линии челюсти. Потрепанные ботинки для парашютистов, выцветшие джинсы и серая «хенли» с длинными рукавами довершали образ творческого беспорядка.