Поскольку Морган руководил операцией под прикрытием при полной поддержке Кейси, в конце концов все, что оставалось сделать полиции Сан-Франциско, это передать маршалам Санделла и Хейна, чтобы сопроводить в федеральную тюрьму. Они также велели УБН поцеловать их в задницу, практически потоптавшись по Коиглу. Я беспокоился, что Морган нажил себе врага в его лице, но зато он приобрел друга в лице Вэнса, поэтому я решил, что это уравновесит ситуацию. Он не казался обеспокоенным.
В тот вечер он отвез меня в аэропорт, где мы расстались, после того как я крепко обнял его и заставил пообещать навестить Чикаго.
Он поморщился.
— Там ведь холодно, да? В смысле, мы и тут-то мерзнем, но вы, ребята, вообще живете на леднике.
Я покачал головой, он хохотнул и отстранился.
По пути к терминалу я остановился у одного из последних открытых магазинов, чтобы взять воды в самолет, и заметил обложку «Rolling Stone».
— Ни хрена себе, — сказал я, уставившись на Мики Сент-Джона вместе с остальной группой и схватил журнал с полки. Кейн Морган был счастливчиком, как и все остальные мужчины и женщины, принадлежащие этим парням. Все вместе они были ослепительно великолепны.
— Это все? — спросила продавец.
— Я знаю бойфренда этого парня, — сказал я ей.
Она покровительственно кивнула мне и пробила товар.
Меня удивил телефонный звонок, когда я уже сидел в зоне посадки, еще больше я поразился, увидев имя вызывающего абонента.
— Эй, — хрипло произнес я.
— Тебе понадобилось спасение спецназом? — прорычал он.
Его голос звучал очень хорошо. Напряженно, но хорошо.
— Все было не настолько плохо, как выглядит по телевизору, — заверил я Яна, и невольно задался вопросом, были ли яйца Моргана в тисках в данный момент. Новостные группы — все они без исключения — заставили ситуацию, даже без упоминания наших имен, звучать намного более ужасной, чем та была на самом деле.
— Лучше бы тебе быть на пути домой.
— Так и есть, — с трудом сглотнул я. — А как насчет тебя?
— Так же.
Двухнедельная операция спецназа превратилась в четырехмесячный марафон, так что его слова о том, что он возвращается домой, в наш грейстоун, вызвали у меня дрожь предвкушения. Я ужасно скучал по нему.
— Я как раз жду посадки, так что утром буду дома. А ты?
— В субботу вечером.
Мои внутренности, которые не среагировали, даже когда ранее я оказался на волосок от неминуемой гибели, перевернулись от этих слов. Я глубоко вздохнул.
— Не могу дождаться, когда увижу тебя.
— Я тоже, — прохрипел он.
— Ян?
— Твою мать, Миро, ты же должен сидеть дома, когда меня нет рядом!
— Это не моя вина, — сказал я с улыбкой, которую он не мог видеть. — Это все Фил.
— Кто?
Я объяснил про чмо, что командовало, пока наш босс проводил заслуженный отпуск со своей семьей.
— Ага, ну, уверен, что Кейдж уже убил его.
— Я бы точно не дал этому сойти с рук. Кейдж оставил распоряжения, а Талл проигнорировал их. Мы оба знаем, как хорошо это заканчивается.
Он хмыкнул.
— Так ты там цел? — спросил я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— Так точно.
— Есть новые шрамы, о которых хочешь мне рассказать?
— Нет, — ответил Ян нерешительно, и я наконец расслышал боль в его голосе. — Но в воскресенье… нужно, чтобы ты пошел со мной на похороны.
— Конечно, — выдохнул я, ожидая услышать, кто же умер.
— Это мой приятель.
Я боялся, что речь о его отце. Они с Яном не были близки, и последний раз, когда виделись, обернулся катастрофой, но…
— Значит, твой друг…
— Лэрд. Эдди Лэрд.
Прозвучало очень быстро.
— Он находился там с тобой во время операции?
— Нет.
Сейчас было не время расспрашивать о подробностях, но мне стало любопытно, и я ничего не мог с собой поделать.
— Хорошо, тогда увидимся дома в субботу. Позвони мне из…
Он откашлялся.
— Нет, эм, почему бы тебе не приехать за мной?
Я был невероятно тронут. Мне никогда этого не позволялось. Чаще всего Ян просто не знал, когда точно появится, и кроме того ему нравилось наше воссоединение один на один. Он вообще не был склонен к публичному проявлению чувств, а встречи людей, возвращающихся домой со службы, проходили громко. Артиллерийский обстрел, взрывы, грохот сапог по земле — весь этот шум Ян мог выдержать. Визжащая же пронзительная радость была выше его сил.