— Чего ты хочешь? — спросил я у Лохлина.
Он как-то странно посмотрел на меня.
— Думаю, сейчас, после всех остальных, это само собой разумеющееся. Понятное дело, я хочу убить Яна Дойла за то, что он сделал с моим братом.
— И что же он сделал?
— Он и остальные выгнали его из армии, а мои родители довели его до самоубийства, повторяя, что он неудачник и не настоящий мужчина, потому что не может быть солдатом.
— Насколько я понимаю, твои родители умерли.
— Ну, теперь да, они мертвы.
Когда ты сирота, то мечтаешь о том, чтобы у тебя были родители. Я всегда мечтал. Представить себе, что кто-то причиняет боль родителям, оказалось выше моего понимания, и сердце разрывалось от этой мысли.
— Ты убил своих собственных родителей?
Лохлин прокашлялся.
— Нет. Барретт оказал честь.
Я взглянул на человека, которого считал своим другом. Мы вместе ходили на хоккейные матчи, ужинали и играли в боулинг. И все это время я не знал, кем он был на самом деле.
— Ты убивал людей?
Барретт кивнул.
Лохлин щелкнул пальцами, привлекая мое внимание.
— Итак, как уже сказал, я хочу убить Яна Дойла, но он обучен лучше, чем другие — в конце концов, он из спецназа, поэтому напасть на него практически невозможно.
Я бы согласился, но слушал и молчал.
— Поэтому, когда он вернется, я направлю на тебя пистолет, заставлю его выйти с нами на улицу, а потом пристрелю.
Желудок подал позывной к рвоте, и я быстро сделал несколько глубоких вдохов.
— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — сообщил он мне. — Ты думаешь, что те люди, которые следят за домом, защитят тебя. Но, к сожалению, они оба совсем недавно умерли.
— Они были агентами ФБР, и за это ты получишь смертельную инъекцию.
— Не думаю, что тебе стоит беспокоиться обо мне, — заметил Лохлин с улыбкой. — Потому что примерно через секунду после того, как всажу пулю в голову Яна Дойла, я застрелю тебя и всех остальных, кто войдет в дверь вместе с ним.
Я бы поставил деньги на то, что Ян не получит пулю, кроме того, он был обучен не вести переговоры о заложниках, потому что в девяти случаях из десяти заложник тоже погибал.
С Яном все будет в порядке.
Я беспокоился о девочках.
О Лиаме и Саджани.
Они запаникуют, и Лохлин начнет с Лиама, а потом убьет его красивую маленькую дочку.
Я ни за что этого не допущу.
Бросившись вперед, я врезался в Лохлина, заставив того потерять равновесие, а затем развернул и швырнул его на отремонтированный мной деревянный пол кухни. Он был очень твердым, я знал это наверняка, и после того, как Лохлин рухнул и ударился головой, он уже не смог подняться.
Пистолет заскользил по полу, и я вскочил с распростертого тела Лохлина, пытаясь ухватиться за рукоятку, но Барретт рванул за ним не мешкая.
Он первым дотянулся до пистолета и прицелился в меня.
— Черт возьми, что это было? — закричал он, одновременно разъяренный и испуганный.
— Люди никогда не ожидают, что ты бросишься на них с определенной позиции, поэтому теряют бдительность, — сообщил я ему. — Этому нас учат.
— Нет, это риск.
— Да, но он того стоил.
— Как так?
— Сейчас здесь только один из вас, и я смогу предупредить Яна, прежде чем сюда войдет кто-нибудь еще. Я могу умереть, но Ян будет в безопасности.
— Эймон! — завопил Барретт.
— Он в отключке, — сообщил я. — И еще не скоро очнется.
— Черт, — выругался Барретт, направляя на меня ствол пистолета. — О чем, мать его, он только думал? Ему было плевать, что ты маршал.
— А тебе нет?
— Конечно нет, — признался Барретт. — Господи, Миро, ты всегда мне нравился.
— И все же, — я головой указал на Лохлина, — ты влюблен в сумасшедшего.
— Что? Нет, ты все неправильно понял. Я любил Керри. Керри был единственным, кого я хотел, но он вернулся из Афганистана в полном раздрае, а потом сказал, что больше не может быть со мной, потому что он уже не солдат.
— В этом нет смысла.
— Знаю, но он считал, пока ты солдат, то быть геем не так зазорно, однако без армии… этого стало недостаточно. Он словно перестал быть настоящим мужчиной.
Как бы ужасно это ни звучало, но я дико боялся, что Ян думает то же самое. Если он больше не будет «зеленым беретом», если армия перестанет быть частью его жизни, остается ли он все еще мужчиной? Быть может, Ян тоже прикидывал, кем он станет?
— От Керри все отвернулись, и я пытался быть для него всем. Я очень этого хотел, но его родители причинили ему слишком много боли, поэтому я позаботился, чтобы они заплатили, а Эймон пообещал, что все остальные причастные тоже не останутся безнаказанными.