–– Каэтан, – спокойно отвечаю я. – Кашка! Или ты не знаешь, что красота должна идти изнутри, от самого человека? Красота – это не 'рюшечки-оборочки'. Ну, то есть, я не знаю, как у вас – а для меня главное, чтоб тело было физически развитым. По возможности – здоровым.
–– Кое-кто, – вздыхает Павел, – иного мнения. Претенциозный взгляд на женщин – он всегда будут жив, сестренка! Хоть ты нас, наблюдателей, возьми, хоть лорда-рыцаря своего…
–– Вот именно. Потому я и решилась осмеять "землянский" идеал красоты. Саша хочет маленькие ножки и шейку, затянутую в муар? Мне это не сложней сделать, чем выставить на всеобщее обозрение свои необутые ноги (об-божаю эти грубые раскоряки, кстати!). Не сложней, чем щеголять с шеей, загорелой дочерна.
Просто – почему бы нет?.. –
…Слова 'решилась осмеять', видимо, были последней каплей. Сашка, обиженная до крайности, встаёт. И начинает – бочком-бочком – к выходу:
–– Ой, да-а, конечно, – ревёт она. – Я же таких платьев не ношу. Тем более – хохмы ради, просто чтоб справить впечатление на вечеринке! А завтра и оно, и чулки, и туфельки в мусорную корзину пойдут… Только вы, мужчины, всё равно ведётесь на красивую внешность Агни. И не задумываетесь, что она без таких крутых нарядов нравилась бы вам куда меньше. Вернее, все равно нравилась бы, но… так же, как я!
–– Неправда, – говорит Кашка. – Агни способна на многое; уж поспособней тебя, прости. И без нарядов – придумала бы, как меняться. В ней живёт сотня девушек, если не больше. И, когда одна уходит в нети, вторая уже тут как тут…
–– Думайте что хотите, – землянка в слезах. – Целуйтесь с вашей Агнюшкой. А я ухожу.
…Недалеко, на самых ступенях шатра, я настигаю её.
–– Что? Что ты хочешь, вертихвостка чёртова? – она смотрит на меня, как затравленный зверёк.
–– Ничего я не хочу, просто отдать долг, – я говорю неласково и не кротко, даже, пожалуй, грубовато; без этого, знаю, Саша не поверит мне. Но признаваться, что всего лишь ИГРАЮ РОЛЬ, – да ни за какие коврижки!..
–– Д-долг? – не поняла Алеся.
–– Ну да. Вы с Пашкой и Кашкой пригласили меня на чаёк, а теперь ты завтра – приходи к нам с Марком. Знаешь, где мы живём? В арочном гроте, у фонтана. – (Что она и так про грот знает, понятно; меня интересует другое. Задета моя честь, моё пристрастие к нарядам и изменениям. Я должна доказать этой выскочке, что не только смирение красит женщину. Что можно, не скрывая больших ступней, крутой шеи и прочих, скажем так, примет крестьянского облика, выглядеть КЛАССНО. Воистину сногсшибательно. Да, для этого придётся очень и очень много сил потратить – но я готова).
–– Вы тоже будете… вечеринку давать?
–– Нет, что ты. Просто посиделочки. В спокойной обстановке, без пышных одежд. Как ты хотела, – (Добавила бы 'и вовсе, хи-хи, неглиже!', но это пока рано. До этого Саша должна сама… э-э-э… дозреть). – Чай с печеньем; мочёные яблочки, брага, – как без браги-то? А потом – массаж. Тихий, скромный массажик, 'для расслабона'. Ну как, придёшь?
Сашка ноет. Скулит. Тычется мне в руку, и с размаху прижимается к плечу лбом. Всё-таки ей нужен кто-то, чтобы его "грузить" и "тележить" своими претенциозными штучками. Даже если никого, кроме заклятого врага, рядом нет…
Мимоходом бросаю взгляд на небо. Там, над поляной, ярко горит Павлиний Хвост. Сто цветов, радужных и перемещаемых немыслимыми оттенками…
(Само собой, посиделочки с массажем увенчались полной моею победой. Сашка признала, что даже неглиже – то бишь, завёрнутой в простыню – я вполне себе хороша, а могу быть ещё лучше. 'В тебе несколько женщин', – говорила она. – ' Какая придёт на смену какой – неизвестно заранее'. Но тогда я не очень-то слушала все её 'типа умные' откровения и прочее бла-бла-бла…)
-– Знать бы раньше, что это – вовсе не 'бла-бла-бла'! Ох, знать бы…
…Одним словом, я закричала. Диск с изображением радужных перьев превратился в сизый прах и исчез.
А перед глазами у меня снова поплыли молочно-белые кляксы. С длинными (длиннющими!) хвостами… Понемногу они наливались розовым, потом – малиновым, ну а потом и вовсе кровью. Когда же кровь на сером фоне оконча… (ну, вы понимаете!) застлала мой взор, я уверилась: вирус этот – не 'паутинка', но что-то худшее. Во сто раз худшее…
–– Агнеса, что с тобой? Ты вопила. – (Это Саня). – Успокойся. Тебе приснилась какая-то дрянь.
'Все повторяется', – подумала я. – 'Сначала Фера, теперь они'. Сколько ни строй из себя бессердечную стервозную сучку, а друзей – пусть даже таких, случайных в полном смысле этого слова, – терять не слишком-то хочется. Все вирус этот проклятый, м-мать его…
Последние слова я, наверное, сказала вслух. Потому что из-за моей спины незамедлительно откликнулся Каэтан: