Сообщение из Сент-Адхельма принималось сперва неподалеку — на семафорной вышке Свайр-Хеда, оттуда поступало на Кэд-Клифф — эта башня высилась на горе, с которой был виден залив Уорбэрроу. Далее оно следовало по взморью до Голден-Капа — та станция располагалась в шестистах футах над рыбацкой деревушкой под названием Лаймес — и длинными прыжками устремлялось на запад, к Сомерсету, Девону и далекому Корнуоллу, или опять на север — по возвышенностям Великой равнины вдоль дороги в Уэльс. Рейф знал, что на своем маршруте сообщения проходят и мимо древних каменных кругов Эвебери. Нередко он с любовью вспоминал родителей и сержанта Грея, но тоска по дому давно прошла. Грустить было некогда — слишком много было работы. Через двенадцать месяцев после появления в Сент-Адхельме и три года спустя после поступления в гильдейскую школу, ученикам впервые дозволили коснуться семафорных штанг. Джош, по правде говоря, не утерпел и еще несколько месяцев назад отвел душу тем, что передал хулиганское послание с одной маленькой местной башни — глубокой ночью, в надежде, что никто его на застукает. За свой проступок ему пришлось близко познакомиться — весьма болезненное знакомство! — с пряжкой зе леного кожаного ремня, которая взлетала в руках не кого-нибудь, а самого майора Стоуна. При этом два дюжих капрала-сигнальщика крепко держали вырывающегося и воющего шахтерского сына; в результате даже такой удалец, как Джош, проникся мыслью, что в некоторых вопросах дисциплины гильдия тверже алмаза.
Научиться управлять крыльями оказалось непросто, ребята опять словно с нуля начинали. Очень скоро Рейф обнаружил, что рычаги семафора норовисты, ими не поуправляешь играючи; напор ветра на широкие черные полотнища крыльев бывал такой, что отдаче даже небольшого тридцатифутового механизма ничего не стоило сбросить сигнальщика с его платформы, а членам команды башни первого класса несогласованность в действиях могла стоить жизни — и такое случалось. Был один прием, который усваивался только после долгих часов изнурительной практики, — не давить на рычаг, используя мускулы руки и спины, а наваливаться всем телом, чтобы заодно привести его в положение готовности к следующему знаку. Если ворочать как попало, а не приноравливаться экономно к поведению рычагов, то любой силач за несколько минут изойдет потом и рухнет без сил; бывалый сигнальщик работал полдня и хоть бы что. Рейф взялся за обучение со всем рвением — через шесть месяцев, сломав всего только ключицу, он мог гордиться тем, что освоил основы своей профессии. Но тут он столкнулся с убийственной запутанностью двусторонней сигнальной связи…
По прошествии двух лет службы на станции было признано, что ученики готовы к экзамену для приема в члены гильдии. Наступило время главного испытания. Местом драматического действа оказался голый взгорок в полумиле от Сент-Адхельм-Хеда. На нем стояли друг против друга две учебные семафорные будки четвертого класса. Джош и Рейф держали экзамен на пару. Их привели на взгорок утром и дали задание: перегнать из будки в будку всю Книгу Неемии из Ветхого Завета — на обычном языке, передавая поочередно по стиху, не забывая отбивать начало и конец каждого сигналами «Внимание», «Подтверждение приема» и «Конец сообщения». Разрешили сделать несколько десятиминутных перерывов, предупредив, что лучше их избегать: однажды сойдя с платформы, измочаленные, они вряд ли смогут заставить себя вернуться к рычагам.
Вокруг взгорка расположились наблюдатели, которые будут проверять работу минуту за минутой, отмечая все ошибки и заминки. Ученики вправе покинуть будки и назваться сигнальщиками только после того, как завершат передачу и получат одобрение комиссии. Не раньше. Можно прервать выполнение задания в любой момент — за это не накажут, но тогда им в тот же день и навеки придется покинуть гильдию. Несколько парней, совсем немного, вылетели подобным образом. Большинство — кто раньше, кто позже — падали без чувств; таким предоставляли право повторной попытки.
Рейф не сомлел и не сбежал, хотя временами был близок и к обмороку, и к бегству. Начал он на самом рассвете, а закончил, когда солнце пряталось за западный край горизонта. В первые два, даже три часа ничего не чувствовалось; потом появилась боль. В плечах, в спине, в пояснице и икрах. Мир сузился — он перестал замечать солнце и море вдали. Ничего, кроме семафора, его крыльев, текста перед глазами и смотрового окна. Сквозь пространство, отделяющее будки, он видел Джоша, занятого той же бесконечной и бессмысленной работой. Мало-помалу накатывала ненависть к башням, гильдии, к самому себе, к своим прежним поступкам, отвращение к силбе-рийской вышке и старому добряку сержанту Грею; однако наибольшую ненависть вызывали Джош — белое пятно его рожи — и пощелкивающие над ним крылья, диким образом ставшие как бы частью его тела. От утомления Рейф впал в состояние, близкое к трансу: логика отпала, смысл действий перестал ощущаться. Казалось, что жизнь состоит и будет состоять из одного: из стояния на платформе, работы с рычагами, механических толчков, на которые следует отзываться телу в ожидании следующих толчков… В глазах двоилось, строки Библии сперва стали дрожать перед глазами, а потом пустились в пляс. Но несмотря ни на что, он не сдавался.
Во второй половине дня Рейф, не задумываясь, прикончил бы своего друга, будь тот рядом. Но до Джоша теперь было как до луны: ноги Рейфа словно приросли к платоформе, руки прикипели к поворотным рычагам семафора. Крылья хлоп-хлоп-хлоп — бум, хлоп-хлоп — бум-бум-бум, дыхание — ха-хух, ха-хух, ха-хух, будто ходит поршень парового двигателя. Глаза затягивала мгла, текст и будка напротив поплыли в пустоте. Появилось чувство бестелесности, конечности ощущались только слабым далеким жжением. Среди этого одурения, неведомо как, передача дотянулась до конца. Он отбил последний стих книги, дал знак «Конец сообщения», повис на рукояти рычага, и где-то в мозгу — даже не сразу — зашевелилось, что можно остановиться. И тогда, ошалев от злости, Рейф сделал то, чего не сподобился сделать ни один практикант на учебной станции. Он вцепился в рычаги опять, поднял сигнал «Внимание» и с невероятной отчетливостью, по буквам выдал фразу: «Боже храни королеву». Затем показал знак «Конец сообщения», не получил подтверждения приема от Джоша, поднял рычаги вверх и застопорил в положении «Срочно! Связь прервана!». В цепи сигнальных башен этот сигнал тревоги обозначал бы, что следует немедленно перегнать эту информацию на исходную станцию, прекратить передачу сообщения и послать бригаду для выяснения причин срыва связи.
Рейф тупо уставился на рычаги.Только теперь до него дошло, что причудливые яркие полосы на них — его собственная кровь. Он с трудом разжал ободранные ладони, плечом толкнул дверь, оттер с дороги кого-то, присланного за ним, и грохнулся без чувств на траву в двадцати ярдах от семафорной будки. Его отвезли на тележке в Сент-Адхельм и уложили в постель. Целые сутки он спал без просыпа, но пробудился с блаженным чувством, что теперь он и Джош могут скинуть форменые коричневые курточки учеников и с ног до головы облачиться в зеленую кожу заправских сигнальщиков. Вечером они неумело нагрузились пивом, держа кружки обеими забинтованными руками, и снова пришлось использовать тележки для их транспортировки к постелям.
Остаток обучения был сущим удовольствием. Рейф распрощался с Джошем и отправился в двухмесячный отпуск домой; по окончании побывки его определили на двенадцать месяцев сигнальщиком-па-жем в семейство Фитцгиббонов, принадлежавших к одному из стариннейших родов на юго-западе. Его обязанности сводились к участию во всяческих церемониях, но в трудные для страны времена его могли привлечь и к серьезной работе. Большинство знатных семейств, если позволяли денежные средства, покупали патент у гильдии и возводили на своей земле небольшие семафорные башенки, оборудованные по пятому классу, то есть еще более непритязательные, чем та будка, в которой Рейф сдавал экзамен на сигнальщика.