При том скудном обеспечении, которое приносила Федотову его художественная деятельность, он запретил себе мечтать о семейных радостях. Федотовский портретный мир - это мир «идеальный», где царит домашняя атмосфера дружеской симпатии и участливого внимания. Модели Федотова - это его друзья, его ближайшее окружение, как семейство его сослуживца по Финляндскому полку Ждановича, в доме которого, по-видимому, при своей одинокой и бесприютной жизни, Федотов находил уютное пристанище. Это, следовательно, те люди, которые составляют «отраду сердца», которые наполняют память «одинокого зеваки», странника, путника во всех его странствиях.
Портрет Ольги Петровны Жданович. Этюд. 1848
Курская областная картинная галерея
Портрет Петра Семеновича Ванновского. 1849
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Юный художник. 1849-1850 («Нет, не выставлю! Не поймут»)
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Жирный подмалевок. 1849-1851 («Экою ты меня сделал жирною!»
«Это еще подмалевок - посмотрели бы, как Брюллов жирно подмалевывает.» «То-то смотри»)
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Нам неизвестны мотивы создания портретов: заказывались ли они Федотову и получал ли он за них гонорары. И сама эта неясность (при относительно большом количестве портретов, созданных художником) указывает на то, что, по-видимому, это были памятники дружеского расположения и участия в большей степени, чем произведения, писавшиеся на заказ ради заработка. И в этой ситуации художник не обязан был следовать общепринятым канонам портретизма. Действительно, портреты написаны так, как если бы они создавались исключительно «для себя», наподобие фотографий для домашнего альбома. В русском искусстве это предельный вариант камерного портрета, малоформатные портреты, приближающиеся к миниатюре, назначение которой - сопровождать человека везде и всегда; портрет-миниатюру брали с собой в дорогу, кладя, например, в шкатулку, или вешали на шею как медальон. Он находится, так сказать, в орбите дыхания, будучи согрет человеческим теплом. И этой сокращенностью расстояния, дистанции собеседования с моделью - тихо, вполголоса, без широких жестов и патетики - задается эстетический кодекс, в рамках которого состоялась сама портретная концепция Федотова.
В федотовских портретах, создававшихся приблизительно с 1846 года, мы можем заметить естественный рост мастерства, живописной изощренности, но не изменение концепции. Это мир сугубо «интерьерных» чувств, где идеализируется дружеское внимание и участие, тот умиротворяющий покой, который заключают дом, уют, тепло привычных, обжитых вещей. Обитатели этого идеального царства в буквальном смысле образы, то есть образа, иконки, или же домашние божки, пенаты, то, чему поклоняются. Поэтому эти изображения обладают главным качеством священных образов - они живут вне времени.
Портрет детей Жербиных: Ольги Ивановны и Федора Ивановича. 1850-1852
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Портрет Ольги Ивановны Демонкаль. 1850-1852
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Это - главный пункт, который отличает портреты Федотова от его жанровых композиций. В последних - мир, движимый временными, преходяще-суетными страстями, тогда как герои федотовских портретов изъяты из-под власти какой-либо событийности, к ним даже трудно примыслить житейские эмоциональные ситуации - задумчивость, радость и т. п. Единственное, что мы можем усмотреть, зная биографические обстоятельства моделей, - это отрешенная грусть. Например, портрет А.П. Жданович в траурном платье (1847) - это траур по смерти брата. Но в портрете изображена не острая скорбь или ситуация оплакивания: это тихое, не бросающееся в глаза безразличие, словно усталость от печали. Главное, что присутствует в этом портрете и что в той или иной степени разлито во всех портретах Федотова, - это равнодушие моделей к внешним проявлениям чувств, к тому, как они выглядят «со стороны». А это именно такого рода состояния, в которых забывается течение времени. Они уводят от сиюминутного. Но кроме того, это застенчивость людей (и художника, наделяющего этим свойством свои модели) не то, что скрытных, но считающих неприличным навязываться кому бы то ни было со своими «чувствами».