Позднее, когда он ушел от сестры и начал жить самостоятельно, работал и для заработка.
В 1901 году, восемнадцати лет, окончив учебу в мастерской и О[бщест]ве поощр[ения] х[удожест]в, стал заниматься в мастерской академика Дмитриева-Кавказского. Учился он там пять лет, бесплатно. За эти пять лет он пытался поступить вольнослушателем в Академию художеств. Чуть ли не накануне экзаменов впервые ему удалось сделать рисунок с обнаженной натуры. Экзамена он не выдержал. Вторая и третья попытки были тоже неудачны. Только после четвертой попытки попал он в Академию. Не попадал он из-за незнания анатомии. И только когда изучил анатомию, по его словам, «как черт», он стал вольнослушателем Академии. Это произошло в 1908 г.
Анатомию он изучал дома и в мастерской Дмитриева-Кавказского года три[161]. Изучал утром, до начала занятий, в перерыве, когда отдыхала натура, — по учебникам и атласам.
Учеба эта резко изменила его отношение к пониманию искусства, к натуре, к рисунку. Уже в эти годы многие свои работы он уничтожал, сжигал и стремился упорно, долго трудиться над одним рисунком, одной картиной.
За хорошее знание анатомии его хвалил «сам» Залеман, преподававший в Академии анатомию[162], не щедрый на похвалы, как говорят, да и пишет в своей книге художник Бучкин[163].
В конце второго года обучения он был исключен из Академии за то, что «своими работами развращал учеников»[164]. А может быть, его исключили вот за что. Президентом Академии в то время была великая княгиня Мария Павловна. В первый раз — разглядывая ее, забыл. Второй раз, — отобранную для выставки, на которой должна была присутствовать Мария Павловна, работу «Натурщик» (очень хорошо написанную!) накануне выставки он переписал и сделал его сине-лиловым[165]. И в таком виде поставил на мольберт. Мар[ия] Павл[овна], в сопровождении профессоров, осматривая работы учеников, уже направлялась к мольберту брата, но, не посмотрев его работу, повернула в сторону[166]. После поданного братом по совету профессоров заявления с протестом о неправильном исключении, через две недели был принят обратно. Брат подал заявление о неправильном исключении. Он пишет: «Я исключен лишь за то, что со страшным упорством добивался каждой формы, жертвуя для этого и красотой этюда и колоритом. <…> Уверяю Вас, что я могу совершенно приблизиться к натуре, но в настоящее время редкое место в натуре нравится по цвету, и мне досадно, что оно не такое, каким я бы хотел его видеть; все же каким бы ужасным цветом я не начал, но добившись тех форм, какие мне нужны и заканчивая этюд, я начинаю приближаться к натуре. <…> Если бы я работал как хотел и разрабатывал бы все формы, какие вижу, мне одного этюда хватило бы месяца на три»[167].
В начале третьей недели третьего года пребывания в Академии он ушел сам. Учился он в Академии у проф. Залемана, Мясоедова, Савинского, Творожникова, Ционглинского[168], от которого и ушел, находя, что все, что можно было взять там, он взял.
После Академии брат уехал в деревню Воханово, станция Елизаветино[169]. Почему он выбрал эту деревню — не знаю. Я была у него там. Жил он в небольшой темной избе, с маленьким окошком, с соответствующей обстановкой. Была осень — сыро, холодно… Как он мог там работать? В темноте, с керосиновой лампой? Только две работы, сделанные им в этой деревне, я знаю. Одна из них приобретена Русским музеем. Это масло на холсте, картина небольшая. На ней рыжебородый король, сидящий на изумительно написанном белом коне. Это правая сторона, а слева, внизу, он написал себя. Он очень похож, но такого измученного, скорбного лица я никогда у него не видела[170]. Картина эта была выставлена в «Союзе молодежи», как картина без названия весной 1911 года[171]. Другие работы маслом жюри не приняло как чрезмерно левые.
В 1912 году он снова дал на выставку в «Союз Молодежи» картину и опять без названия. Над ней он работал семь месяцев[172]. Обе эти картины брат назвал «Головы». Тогда же он участвовал в Москве на выставке «Ослиный хвост». Вторую картину я храню, на ней, в центре, чудесное женское лицо. Обе картины написаны тончайшей кистью. Помню, что одну из написанных картин купил Жевержеев, кажется, за двести рублей, вот на эти деньги брат и устроил себе заграничную поездку, чтобы познакомиться с западным искусством[173]. Но перед этим он с товарищем купил лодку и вместе с ним поехал по Волге[174].
161
В мастерской Л. Е. Дмитриева-Кавказского лекции по пластической анатомии читал приват-доцент Петербургской Медицинской академии С. Н. Делицын.
162
Ошибка мемуаристки. Г. Р. Залеман преподавал рисунок. См.: наст. изд.,
164
Слова В. А. Беклемишева, ректора ВХУ при ИАХ. См.: наст. изд.,
165
Об этом этюде, предположительно, последнем в Академии, пишет В. Д. Бубнова. См.: наст. изд.,
166
В «Дневнике» (запись от 2 июня 1936 года) П. Н. Филонов подтверждает рассказанную Е. Н. Глебовой историю изгнания из ВХУ, однако в описании столкновения с великой княгиней Марией Павловной форсирует социальный протест. По версии художника, «она дважды подошла вплотную к [его. —
169
В Воханово (Вохоново) находилось имение А. П. Платонова, внебрачного сына П. А. Зубова, фаворита Екатерины II, и Вохоновский Мариинский монастырь. Впервые в деревне Воханово П. Н. Филонов побывал еще в пору занятий в мастерской Л. Е. Дмитриева-Кавказского. См.: наст. изд.,
170
Ныне картина известна под названием «Головы», 1910. Картон, масло. 28,5 × 47,5. ГРМ. В ней художник впервые визуализировал эсхатологические пророчества, весьма популярные в художественных кругах России начала XX века. Действующие лица картины отчетливо разделены на три группы. К первой принадлежат персонажи, которые являют метафорический образ человечества, разобщенного, погруженного в собственные мелкие проблемы, не желающего видеть, что по улицам объятого пламенем города уже мчится белый конь Апокалипсиса. Вторую группу составляют «свидетели», сумевшие осознать смысл происходящего: Поэт, наделенный физиогномическим сходством с А. Блоком, и Художник (так можно прочитать смысл автопортрета, включенного в композицию). И, наконец, есть в картине еще три персонажа: рыжебородый король на белом коне, прекрасная женщина на белом коне (Жена, облеченная в Солнце?) и мальчик-отрок (Младенец мужеска пола, которому суждено пасти народы рукой железной?). Они появляются дважды. Первый раз — в царственной небесной ипостаси в безлюдном пространстве правой части картины. Второй — среди людей, где как бы пребывают «незримо». И лишь белый конь, возникающий среди языков пламени над головами свидетелей, доступен их «земному зрению». Отсутствие всадника на нем напоминает о том, что именно Блоку «стало ясно, кто молчит и на пустом седле смеется»
172
Подробное описание работы, упоминаемой Е. Н. Глебовой, содержится в «Автобиографии» П. Н. Филонова (наст. изд., указ. соч. Прим. № 39) и в рецензии Н. Н. Брешко-Брешковского «О выставке „Союза молодежи“» (см.: наст. изд., раздел «Критика»).
173
Возможно, идея поездки родилась под впечатлением рассказов В. Матвейса и В. Д. Бубновой о том, как в июле 1911 года они «в старых, разрушенных церквах, в сельских часовнях, затерянных в горах, находили неизвестных примитивистов, открывали следы Византии». См.:
174
По предположению Е. Ф. Ковтуна, первая поездка Филонова по Волге состоялась в том же 1907 году, что и паломничество в Святую землю. В качестве свидетельства назывался рисунок «Пейзаж. Кострома», датированный 1907 и воспроизведенный в изд.: