– Меншиков там и иных дел немало сотворил... Один Батурин вспомнить, гетмана Мазепы резиденцию, как он с ним обошелся...
– Что Меншиков с Батурином сделал – в том он Богу ответ дает. Не о том речь. Казаки пусть живут. Но гетманству в Малороссии не быть! Мы Малороссийскую коллегию восстановим, а тебя назначим президентом ея. Вся эта «вольница» казачья, их восемь паланок и тридцать восемь куреней – все это закончилось. Никаких автономий! Почтовую связь налаживать надо, судопроизводство... Население переписать все надо!
– Из Глухова не сделать всего задуманного. Я сначала все своими глазами, въяве, посмотреть хочу...
– И много ль времени на ревизию сию полагаете?
– Год, государыня!
Екатерина засмеялась. Ей понравилась решительность Румянцева не дрова сразу же ломать, но обстоятельно разобраться, что и как. Другой бы на его месте пообещал быстро разобраться – и ничего бы не сделал.
– Лубенский полк до сих пор бунтуется, – продолжала Екатерина, так и не ответив ничего на «год» Румянцева, – разберись с ним, голубчик. Слободские полки, с их хозяйствами, экономиями прекратить – пусть будут регулярные гусарские полки русской армии. Прежние войсковые знамена, клейноды и печати мне как трофеи присылать будешь.
– Подобно, как скваттеры американские индейские скальпы и вампумы представляют для награждения, – ухмыльнулся Румянцев.
– Почти что, – одобрила Екатерина шутку. Да и не шутка это была – аналогия. – И еще... Там что ни вотчина, то и ландмилиция своя. Ее паны на собственный кошт содержат. Зовут их казаками, но надворными. С них можно требовать, привлекать их как вспомогательные части – auxillares aquila...
Екатерина, сказав латинскую фразу, да еще такую, где прозвучало слово «орел», сразу вспомнила своего Григория, которого называла «римлянином», и на минуту потеряла связь мыслей. Пауза затянулась, Румянцев взглянул недоуменно...
– Но эти так называемые вольные казаки! Они все земли там считают своими. Вообрази, государь мой, «ничейных земель» у них, по их словам, быть не может: пусть десятилетиями пустуют земли, а все, мол, наши! А это не так. Нужно земли вновь межевать.
– Будут ли Bills for Inclosures of Commons56*Законы об огораживании общинной земли (англ.), по поводу которых в Англии говорили: «Овцы съели людей».* изданы? – более в шутку, показав то голосом, поинтересовался Румянцев.
– В них нужды нет, батюшка мой! Губернии по новому учреждать надо. Землемеров тебе много понадобится, Петр Александрович! А на свободные земли я тебе колонистов найду. Будут сопротивляться – Сибирь велика, ее тоже заселять надо.
Румянцев понимающе усмехнулся:
– Точно так же Август II, в 1699 году, отменил все льготы, данные казачеству крулем Яном Собеским. Сеймовою конституцией казачество было уничтожено; казаки Правобережья должны были либо добровольно отдаться под власть панов, либо уходить из края. Паны получали земли и являлись межевать их с вооруженными командами... Впрочем, многие паны отдавали свои земли в аренду, а брали их большею частию иудеи...
– Я не сомневалась, что вы тщательно изучили предмет, коим должны будете заниматься, – одобрительно улыбнулась Екатерина. – И что судьбы Юрия Владимировича Долгорукого и вы и посланные вами избежать сможете...
Юрий Владимирович, один из первых комиссаров, явившихся на Дон специально для «расказачивания», был убит со всем своим отрядом 9 октября 1707 года в Шульгинском городке на Дону. Грамота Кондратия Булавина так описывает цель его прихода:
«...и стали было бороды и усы брить, также и веру христьянскую переменять... Многия станицы огнем выжгли и много старожилых казаков кнутом били, губы и носы резали, и младенцев по деревьям вешали, также женску пола и девичья брали к себе для блудного помышления в постели, и часовни все со святынью выжгли...».
– После Юрия Владимировича был Василий Владимирович, брат его, – многозначительно улыбнулся Петр Александрович. – А у него в руках указ Петра.
Румянцев намекал на указ от 28 июня 1708 года, в котором Петр I подробно регламентировал уничтожение мятежных казачьих станиц:
«По Хопру сверху Пристанной по Бузулук. По Донцу сверху по Луга. По Медведице по Усть-Медведицкой, что на Дону. По Бузулуку все. По Айдару все. По Деркулу все. По Калитвам и по другим запольным речкам все...».
– Указа не будет, – мягко сказала Екатерина. И ласково улыбнулась ему:
– В Ржечи Посполитой мы Понятовского посадили. Сего мало, чтобы Польшу к рукам прибрать. Опора там у нас – диссиденты. Мы их защищаем под знаменами веротерпимости. И образец сами должны дать, чтобы упрекнуть нас не в чем было. Так что вер не трогай. Хотят они по-своему молиться – пусть. Пусть строят себе костелы, церкви, мечети, кирхи, синагоги – в этом утеснения не надо. А если горячие головы найдутся и розь религиозная пойдет, – утушать сие надобно мерами кротости. Чтобы о нас не сказали, что мы за веру гонения воздвигаем. И тебе в вину действия таковых горячих голов, понятно, вменены не будут.