— Мама, ленч нужно сначала приготовить. Может, ты сама помоешь?..
Наступила пауза, после которой миссис Грэхем с мягкой укоризной сказала:
— Иногда ты не очень деликатна, дорогая. Нехорошо все время напоминать мне, что я для тебя обуза.
— Мама, ну что ты…
— Ничего, дорогая, — миссис Грэхем храбро улыбнулась. — Все замечательно, я не жалуюсь. Просто миссис Харрисон все умеет вывернуть наизнанку, а тут у нее будет хороший повод. Как я хочу испробовать «Санглим»! Но, конечно, для тебя главное — ленч. — Внезапно она широко улыбнулась. — У меня есть идея, дорогая! Мы все успеем, если не будем долго раскачиваться. Все-таки займемся моей головой, это очень важно. Знаешь, в субботу у миссис Джастис вечеринка с коктейлями, и я не хочу откладывать пробу «Санглима» на последний момент. Вдруг он мне не подойдет? Так что сделаем это сейчас. А на ленч можно приготовить омлет и доесть вчерашний пирог! Он у тебя очень хорошо получился, но гостям все равно его не хватит. Так что поторопись, дорогая, поторопись, и увидишь, что у нас все прекрасно получится!
Проба «Санглима» прошла успешно. И только во время укладки густых светлых волос Алтея наконец спросила:
— Что такое ты сказала мистеру Мартину? Почему он решил, будто мы продаем дом?
Миссис Грэхем рассеянно сказала:
— Мистеру Мартину… Дорогая, думаю, эта бигуди плохо держится. Придется переделать.
Алтея сняла бигуди и закрутила прядку чуть крепче.
— Да, мистеру Мартину. Он, проходя мимо, похвалил наши бегонии, и ты, похоже, намекнула ему, что мы желаем продать дом.
Миссис Грэхем в ручное зеркало разглядывала бигуди на затылке.
— Знаешь, я уже не раз думала… за дома сейчас дают очень хорошую цену.
— Нам придется покупать новый дом, и за него тоже спросят хорошую цену.
— О, но совсем не обязательно сразу же что-то покупать. Я хотела бы попутешествовать. В круизе встречаешь иногда очаровательных людей. Харрисоны в прошлом году ездили и остались очень довольны. Уезжали на всю зиму и вернулись только весной. Представляешь, как это было бы восхитительно!
— Харрисоны могут себе это позволить. А мы нет.
— О, но мы получим деньги за дом.
— А на что будем жить, когда истратим капитал?
— Но дорогая, на что люди живут? Все так делают, Харрисоны годами так делают, она мне говорила. Предположим, мы тратим пятьсот фунтов в год. Я не знаю, но предположим. Не знаю, сколько процентов мы сейчас получаем, но когда заплатишь налоги, остается так мало, как будто мы ничего и не получали, — вот и нужно отправиться в круиз. Понимаю, дорогая, что тебя и так все устраивает.
Ты больше меня выходишь из дому, а я… я временами уверена, что стала бы гораздо лучше себя чувствовать, если бы могла немного развеяться, уехать из Гроув-Хилла. Элла Харрисон тоже говорит, что мне нужно встречаться с новыми людьми и вести более светскую жизнь. Она говорит, я еще вполне молодая женщина. Мне было всего семнадцать, когда я тебя родила; так что она даже не верит, что тебе двадцать семь лет.
Алтея коротко засмеялась.
— Это что же, комплимент мне?
Миссис Грэхем самодовольно улыбнулась.
— Нет, дорогая, боюсь, что нет. Просто ей не верится, что у меня такая взрослая дочь. Она думала, что твой отец раньше был женат и что ты — моя падчерица. Смешно, конечно, но я могу понять, почему она так решила.
Алтея посмотрела в зеркало на их с матерью отражения.
Миссис Грэхем даже в бигудях и зажимах выглядела красивой. Легенда о замужестве в шестнадцать лет была, конечно, слишком экстравагантной. Ей был двадцать один год, через год родилась Алтея, и сейчас миссис Грэхем было сорок восемь. Она отлично знала, что Алтее это известно, но упрямо отодвигала год свадьбы на пять лет назад.
К сожалению, дальше отодвинуть дату свадьбы было никак нельзя, ведь Алтея выглядела даже старше своих лет. Надо заставить ее заняться собой — подкрутить волосы, подкрасить лицо. Когда-то она была очень мила, ее даже называли красавицей. Правда, миссис Грэхем такой тип красоты был не по вкусу. Мужчины предпочитают блондинок, и их можно понять. Однако у Теи правильные черты лица, и если бы она соизволила немного поработать над собой, могла бы скинуть лет пять-шесть. Конечно, в Гроув-Хилле это бессмысленно, здесь полно ее одноклассниц, но в круизе, среди новых знакомых, миссис Грэхем могла бы ссылаться на «мою юную дочь» и с улыбкой отмечать, что девушки всегда хотят выглядеть очень взрослыми и серьезными, когда они только что закончили школу. Некоторое время она предавалась этим сладостным мечтам, потом вернулась к мистеру Мартину.
— Думаю, я приглашу его к нам домой. Он же знает, что у меня нет сил самой ехать в город, в его контору.
Алтея уже закончила ее завивать и как раз доставала посуду из сушилки.
— Зачем он тебе нужен? — обернувшись, спросила она.
— Дорогая, хочу попросить его назначить приличную цену за дом.
Внезапно Алтею осенила одна мысль. Она гнала ее прочь, но мысль упрямо возвращалась. Миссис Харрисон наверняка сказала матери, что Николас Карей вернулся из дальних краев, где пропадал целых пять лет! Это ничего не меняет, не может ничего изменить, но ее мать, возможно, думает иначе. Не в этом ли кроется причина ее неожиданного интереса к путешествиям? Она сказала чуть резче, чем собиралась:
— Я с ним сегодня виделась и сказала, что мы не собираемся продавать.
Миссис Грэхем вспыхнула и, вся задрожав, развернулась на туалетном пуфике.
— Ты мне ничего не говорила!
— Не хотела зря беспокоить.
— Ты не рассказала, потому что знала, что я на это скажу!
— Мама… пожалуйста…
— Ты знала, что я хочу его продать! Ты знала, что я хочу отсюда уехать, потому что этот дом довел меня до инвалидности!
— Мама!
— Ты думаешь только о себе! По-твоему, я не знаю, почему ты не хочешь уезжать? Совсем недавно ты бы запрыгала от радости, а теперь тебя отсюда не вытащишь.
Еще бы! Ведь вернулся Николас Карей! — Она визгливо засмеялась. — Неужели ты настолько не знаешь мужчин?
Да он и не взглянет на тебя! Дорогая, неужели ты на что-то еще рассчитываешь, глупышка? Целых пять лет! — Она снова захихикала. — После тебя у него наверняка была дюжина девушек! Такова мужская натура. Когда ты последний раз смотрелась в зеркало? Элла Харрисон сказала, что он вернулся, и я сразу подумала, что он тебя просто не узнает!
— Мама, ты доведешь себя до приступа.
Этот довод был ее единственным оружием. Если бы она ей ответила, если бы позволила себе разозлиться на ее выпад, все закончилось бы как обычно: мать испугалась бы той бури, которую сама же подняла, стала бы задыхаться, то хватала бы ее за руку, то отталкивала от себя. Потом в ход пошли бы лекарства, постель, вызов врача. Так бывало много раз, и Алтея хорошо знала роль, отведенную ей в этом спектакле, мать устраивала его так часто, что она играла уже автоматически: понижала голос, избегала всего, что могло показаться матери обидным, в нужный момент подавала ей нюхательную соль и прочее, а когда чувствовала, что больше ее услуги не требуются, тихонечко уходила.
На этот раз миссис Грэхем устроила не слишком серьезную сцену, потому что помнила о бридже с Харрисонами и мистером Снедом. Для них она сделала прическу и не хотела, чтобы зря пропал ее «Сантим». Поэтому она, чуть выждав, прижала руку к сердцу, вздохнула, закрыла глаза и почти шепотом произнесла:
— Я слишком слаба для подобных разговоров, дорогая, пора бы тебе это знать. Помоги мне хотя бы добраться до кровати.
Этим, конечно, дело не кончилось: надо было принести соль, взбить подушки, подать халат — «нет, дорогая, лучше тот, голубой». Потом пришлось принести грелку, расправить одеяло, опустить жалюзи, выслушать, что говорит доктор Баррингтон в подобных случаях, и напоследок многозначительное заявление: «Сейчас все пройдет, надо только немного полежать в полной тишине», — и заблудшей дочери милостиво позволили отправиться на кухню — печь пирог к чаю.