И тут же, как по команде чьей, из темноты с разных сторон потянулись в балаган охочие до дедушкиных баек старики с мужиками.
Поев и оставшись у костра один, Павка снова достал свой кристалл. Спать не хочется. Находка увлекла его, взбудоражила, сон отогнала. Ночь короткая, давно спят многие. В ночи нет-нет да лошадь фыркнет, то корова тяжко так вздохнет. Где-то далеко побрякивает ботало. Вот у соседей заскулил во сне щенок. А Павка рад, что он один на один со своим камушком. И пусть гогочут в балагане над дедовыми байками. Им теперь распривольно там. А он, Павка, не раз слыхивал эти сказы о баталиях, о чужих землях, о красавицах да об лихости… Он даже знает, что дед, выпив чарочку, сейчас расхаживает — грудь колесом, усы подбивает, изображает рядовых и начальников…
— …А Пал Лександрыч шпагу выхватил, поднял вверх да как гаркнет на все поле ратное: «Гренадеры-молодцы! Братья во Христе! Постоим за Русь — позади Москва! На нас смотрит все Отечество! Давай врага на штык! Не отставай! За мной!!!» — донеслось из балагана.
Павка понял, что дед рассказывает про сражение при Бородино, где генерал Строганов командовал дивизией гренадеров и дюже отличился с ними в бою, за что был жалован орденом. И еще знает Павка, что в том бою полегло много дедушкиных товарищей. Насмерть стояли гренадеры там…
Павка снова увлекся своим камушком и не заметил, как люди за его спиной расходиться начали, как дед с Петром Максимовичем остановились у костра.
— Ну-ка, дай взглянуть! — Петр Максимович присел рядом с Павкой на чурбан, аккуратно положил находку себе на ладонь, в удивлении брови приподнял. — Удивительно! Кристалл занятнейший! Хм… Презабавно… Игра странная… Может быть, топаз? Есть такой хрусталь, тяжеловесом называется — превосходнейший обманщик! Екатеринбургские гранильщики умеют, Паша, так его отделать — от бриллианта не отличишь. Д-да… Слышь, загадка ведь! Я его возьму. Днями должен приехать граф. И везет с собой он немца какого-то, знатока камней. Вот мы и подложим ему вместе с другими камушками в шкатулочку и эту диковинку. Смекнул? Вот и будем знать, насколько немец тот постиг минералогию.
Адамас
И случилось так, что на следующий день пополудни на прииске появилась графская карета, запряженная в шестерку превосходных лошадей. Остановилась она на лужайке. Лакеи распахнули дверцу, и из кареты вышел граф Полье Адольф Антонович собственною персоной в белоснежной рубашке, отделанной на груди и по рукавам пышными кружевами, в темно-синих панталонах и лакированных туфлях с огромными сияющими золотом пряжками. В руке — изящная тросточка.
Вслед за графом из кареты появился худенький белокурый господин в такой же рубашке и в таких же туфлях, только панталоны на нем черные. На вид этому господину не более двадцати. Графу же можно дать за сорок. Щуря под ярким солнцем глаза, граф с любопытством осмотрел прииск, начал пояснять что-то молодому господину, поводя вокруг тросточкой.
Петр Максимович заметил карету сразу же. Он подбежал к своему тарантасу, вскочил в него, и лошади понесли к графской карете, расшвыривая копытами песок во все стороны.
Граф встретил смотрителя прииска приветливой улыбкой и с протянутою рукой.
— С приездом, ваша светлость! Благополучно ль доехали?
Граф утвердительно кивнул, подал Горбунову кончики пальцев.
— Здравствуйте, Петр Максимович, здравствуйте! Все хорошо. Знакомьтесь-ка, это господин Шмидт, магистр, окончил Фрейбергскую горную школу. Будет управлять нашими приисками. Прошу любить и жаловать!
Граф черняв, смуглолиц, с аккуратными бакенбардами. В правом глазу поблескивает монокль.
— Как успехи? Послушны ли мужики? Исполняется ли мое указание о сборе в шлихах минералов? Господин Шмидт горит желанием немедля их осмотреть…
Вопросов у графа к Петру Максимовичу много. Пока он их задавал, Горбунов подал знак наблюдающим за ними со стороны людям, и вскоре на лужайке появился стол, на телеге привезли ларь с собранными минералами.
— Так што, вашскородь, вот доставлено все в сохранности! — отрапортовал графу припадающий на одну ногу стражник, вытянувшись перед ним с приложенной к козырьку фуражки ладонью.
— Осел! «Ваша светлость» следует обращаться, а не «ваше благородие»! — поправил его Горбунов и махнул рукой, чтоб все посторонние удалились.