— Ты помолчи, помолчи, — перебил ее муж. — Тут пограмотнее тебя есть люди… Так как, товарищ Дымов? За колхозы был Ленин или против?
— За колхозы, Федор Тихонович! — сказал Дымов. — Владимир Ильич указывал, что мелким хозяйствам из нужды не выйти.
Ксения тряхнула головой, вынула из-за спины руки и сложила их на груди.
— Вот видишь, я же говорила…
— Да помолчи ты… — Иванов помедлил. — А что же раньше, при Ленине-то, коллективизации не было?
— Не время было, Федор Тихонович. Для крупного хозяйства нужна техника. А какая у нас была техника? — Дымов задумался. Все молчали, ожидая, что он еще скажет. — Вот скажите, Федор Тихонович, вам на фронте довелось быть?
— Да кто ж не был! — Иванов застегнул поддевку. — После гражданской, почитай, только в двадцать втором домой вернулся.
— Значит, вы помните, какой наша страна была после гражданской? — Дымов прошелся по комнате, повел вокруг руками. — Щебенка кругом! Заводы стоят, окна выбиты, в цехах ветер гуляет!
Иванов покашлял.
— Это, конечно, верно.
Дымов говорил, все более оживляясь:
— Все это надо было восстанавливать, Федор Тихонович! И не только восстанавливать! Надо было строить новое. — Он подошел к открытому окну, у которого столпилась группа ребятишек, и рассеянно погладил одного из них по голове. — Надо было и такие заводы строить, которые дали бы деревне машины и тракторы. Есть теперь у нас такие заводы! И с каждым годом будет все больше и больше! И вот теперь настал час объединить мелкие, разрозненные крестьянские хозяйства в колхозы!
— Вот и я говорю… — начала было Ксения, но муж сердито оборвал ее.
— Разрешите мне вопросик, товарищ Дымов, — вдруг сказал Кулуканов.
— Да.
— Колхоз — это, конечно, дело очень даже хорошее, — неторопливо и певуче говорил Кулуканов. — Но вот есть статейка товарища Сталина насчет добровольности, чтобы перегибов не было…
Иванов перебил:
— А меня, Арсений Игнатьевич, силой в колхоз никто и не загоняет.
— Совершенно правильно, Федор Тихонович! — Дымов задумчиво поглаживал через окно застенчиво ухмылявшегося мальчика. — Мы действуем не принуждением. Сами вы скоро поймете, какая это силища — коллективное хозяйство! Разве на мелких наших делянках, товарищи, передовую технику применишь? А как разойдутся тракторы на колхозных землях — какие хлеба зашумят! — Дымов посмотрел на детей и тепло улыбнулся: — Вот у кого замечательное будущее!
Иванов вздохнул.
— Машины да тракторы — оно вроде бы и неплохо, только не для наших мест. У нас ведь так: выйдет мужик пахать, обопрется на соху, глядь — пень, перенесет через пень соху — снова пень! Покуда полоску пройдет, рубаха до хребта прилипнет и лошадь мокрые бока раздувает! Где ж по нашим пням машинам ходить?
— А мы с этих пней и начнем, Федор Тихонович! Поля раскорчуем, болота осушим! Машины-то как раз и помогут. Ведь есть у нас уже тысячи колхозов! Урожаи какие собирают!
Все молчали. Иванов потрогал голову, вздохнул:
— Вот какая башка у меня, товарищ Дымов!
Дымов рассмеялся весело и заразительно:
— Распухла малость? Ничего, все войдет в норму. Я понимаю, к новому всегда трудно привыкать… Но другого пути к зажиточной жизни нет! — Он помедлил и обвел всех глазами. — Так учит партия, а партия, товарищи, видит далеко вперед!
— Да, тут задумаешься, — повел плечами Иванов и снова начал расстегивать поддевку.
Ксения ядовито шепнула ему:
— А тебе полезно подумать, а то уперся как бык!
Расталкивая ребятишек, в окно просунулся Потупчик.
— Актив собирается в избе-читальне, Николай Николаевич, — сказал он басом. — Вас дожидаются!
Кулуканов поспешно поднялся:
— Пойдемте к народу, товарищ Дымов.
Потупчик метнул взгляд на Кулуканова и проговорил со сдержанной яростью:
— А ты-то что здесь делаешь?!.
Морозов постучал по столу карандашом.
— Ты не шуми, Потупчик.
— Не шуми! — не унимался он. — Кабы моя воля, я бы ему голову оторвал!
Председатель посмотрел на Дымова и пожал плечами, давая понять в каком сильном «умственном расстройстве» Потупчик.
— Василий Иванович… — мягко начал Дымов, но Потупчик перебил его, указывая на Кулуканова:
— Почти год на него ни за что батрачил.
— Это еще доказать надо! — повысил голос Кулуканов.
— Подождите, Кулуканов, — нахмурился Дымов. — Работал он у вас?
— Да как вам сказать…
— Что там сказать? — покачала головой Ксения. — Вся деревня знает!
— Что было, то было, — закивал Иванов. — Ты, Арсений Игнатьевич, не отпирайся…
Дымов полуобернул лицо к председателю:
— Вот какие у вас середняки, Морозов!
Кулуканов растёрянно шагнул к Дымову.
— Да где записано, что он батрачил у меня, товарищ Дымов? Никакого договора у нас не было!
Дымов поморщился и вдруг резко повысил голос:
— Довольно, гражданин Кулуканов! — Он стукнул по столу костяшками пальцев. — Отдайте Потупчику все, что вы должны! А если не знаете сколько отдавать, тогда мы сами посчитаем сколько! Понятно?.. Пойдёмте, товарищи!
Он, не оборачиваясь, пошел, на улицу.
Последним из сельсовета вышел Кулуканов.
У крыльца к нему подошел Данила.
— Что там стряслось, Арсений Игнатьевич?
Кулуканов не ответил.
— Нет, врешь, — шептал он, глядя на Данилу ненавидящими глазами. — Я себя за горло не дам хватать! Я сам схвачу! — Он, наконец понял, что перед ним стоит Данила, и понизив голос до шопота: — Убрать его надо!
— Кого?
— Дымова… Два раза стреляли мимо, в третий раз пуля мимо не пролетит…
К ним подошел Потупчик и сказал сдержанно:
— За долгом я завтра приду. Больше людей грабить не будешь. Конец твоей силе!
Они молча враждебно смотрели друг на друга.
Павел и Яков, стоявшие поодаль в группе ребятишек, многозначительно переглянулись. Яков прошептал:
— Во дела какие, Пашк… Бежим, это самое, Зое Александровне расскажем…
ГЛАВА VII
ТРЕВОЖНЫЙ ВЕЧЕР
Про избу Василия Потупчика недаром говорили, что она «ветром подбита». Ветхие стены ее накренились, тесовая крыша сгнила, и, когда на деревню налетала буря, ветер выл на чердаке пронзительно и страшно. В тот вечер ребятишки долго сидели на крылечке Потупчиковой избы, беседовали с учительницей о прочитанной книге.
— А мне больше всего, Зоя Александровна, нравится, как Горький про красное знамя пишет! — мечтательно говорила Мотя. — Знамя разума, правды, свободы!..
— А ведь пионерский галстук — частица красного знамени, ребята! — сказала учительница.
Павел покосился на Якова.
— Яшк, а ты почему без галстука?
— Я?
— Да, ты!
— Я… это самое… стирается мой галстук…
— Это ты вчера уже говорил, — строго заметил Павел.
— Ну, так если он, это самое, не высох еще?
— Яша, скажи лучше — забыл, — сказала учительница. — Нехорошо говорить неправду.
— Ну, к… конечно, забыл, Зоя Александровна.
— Пионер, а врешь, — мрачно сказал Павел.
— Пашк, завтра надену… Вот честное пионерское под салютом!
Учительница взяла его руку под локоть:
— Выше поднимай, Яша. Над головой надо.
— Зоя Александровна, а почему над головой? — спросил Федя.
— Потому, что общественные интересы, интересы народа, пионер ставит выше своих личных интересов, — объяснила Зоя Александровна. — Что же это Дымов не идет так долго? Обещал нам текст для лозунга дать. Я схожу в избу-читальню, а вы посидите, ребята.
Учительница ушла. Смеркалось. Меж избами, над темной линией леса медленно бледнела заря. В этот вечерний час в деревне было пустынно и тихо. Только где-то далеко по временам звенела гармошка и слышались тонкие девичьи голоса.