— Пустите, — хрипел Данила, — пошутил я… Ну, пустите…
Его не отпускали.
— Пустите… вода холодная…
Его повели к догорающему костру. Но вдруг он рванулся, прыгнул через тлеющие угли и побежал не оглядываясь, шелестя мокрой одеждой.
До самого утра никто не спал.
— Да что ж это такое?! — всхлипывая, говорила Мотя. — Да чего ж ему надо от тебя, Паша?
Яков размахивал над костром руками.
— Ты скажи завтра отцу, Мотя! Пусть он, это самое, Данилку в сельсовет вызовет!
— Нельзя, ребята! — негромко сказал Павел. — Никому не говорите!
Все умолкли.
— Почему?
— Маманька узнает — беспокоиться будет сильно… Жалко мне ее, ребята.
ГЛАВА XII
ТЕНИ ВО ДВОРЕ
Дед Серега встал на рассвете — старики мало спят. Побродил по двору, оглядывая, все ли в порядке, выпустил из сарая проснувшихся кур.
Потом, кряхтя, вышла бабка, тонко пропела:
— Цып, цып, цып, цып…
Дед издали наблюдал, как куры клюют зерно, дружно постукивая клювами. Вдруг он зашевелил усами, на цыпочках засеменил к птицам и с размаху хлестнул хворостиной белобокую курицу.
— Анафема!
Птицы с шумом разлетелись. Дед гнался за белобокой курицей, подпрыгивая на кривых ногах, сипло кричал:
— Опять соседскую куру кормишь, старая! Вот я ее, дрянь такую, в щи!
Пронзительно кудахча, курица вылетела на огород, заметалась между сухими картофельными кустами.
Дед остановился, тяжело дыша. Навстречу ему по огороду шел Кулуканов, осторожно переступая пыльными сапогами через картофельные кусты.
Дед ладонью смахнул с морщин пот и, торопливо вытерев ее о штанину, протянул Кулуканову руку.
— Доброго здоровья, Арсений Игнатьевич.
— День добрый… — Голос у Кулуканова низкий, спокойный, но в желтоватых глазах тревога, и широкоскулое лицо его с острой бородкой необычно бледно — то ли от бессонницы, то ли от усталости.
Пошли в избу. Кулуканов кивнул бабке, снял картуз, перекрестил лысоватую голову. Сел в углу под темной деревянной божницей, за которой торчали ножи и вилки: издавна служили эти иконы вместо шкафа.
— Покличьте Данилу.
Когда явился заспанный Данила, гость неторопливо достал из кармана газетный лист с расплывшимися чернильными буквами.
— Глядите, содрал сейчас с ворот…
Помолчали. Бабка непонимающе глядела на синие буквы, трясла головой. Она стояла над недочищенной картошкой с большим горбатым ножом в руке. На его лезвии густо белели царапины — следы от камня, о который его точили.
— Зажимщик хлеба! — Кулуканов скомкал лист, швырнул в сторону. — Когда-то Трофим приходил, кланялся: «Будь у сына крестным отцом». Согласился крестить… Кабы знал тогда, сам бы своими руками у попа в купели утопил змееныша.
Данила сказал чуть слышно:
— Утопить никогда не поздно…
Кулуканов сделал вид, что не расслышал, и продолжал глухо:
— У Силина закопанный хлеб нашли, а у Шитракова — оружие. Тоже он устроил со своими босяками… И в стенгазете прописал.
Кулуканов прикрыл рукой задергавшуюся щеку и долго молчал. Потом вдруг поднялся:
— Не дам проклятым! Ничего не дам! Спалю лучше!.. А весь обмолоченный хлеб сегодня у вас в сарае закопаю… Яму вырыли?
— Вырыли, Арсений Игнатьевич.
…Вечером Павел помогал Феде готовить уроки. Федя ерзал за столом, волновался.
— Ничего я не понимаю!
— А ты не кипятись… Повтори-ка условия задачи.
Федя вздохнул.
— Трактор прошел десять километров, автомобиль прошел в три раза больше. Спрашивается: сколько километров прошел автомобиль? Не понимаю… Какие такие трактор-автомобиль?
Павел прикрутил коптящую лампу, задумчиво прищурился:
— К весне у нас в районе тракторы будут.
— Ну да… — недоверчиво качнул головой Федя.
— Дымов говорил.
— А-а… Паш, а трактор быстрее коня?
— Ну ясно, быстрее.
— Вот бы покататься!
— Небось весной покатаемся. Тракторов уже много стало. На Волге тракторный завод построили, и еще новые заводы строятся.
— Эх, вот жизнь будет! — мечтательно сказал Федя.
— Жизнь, жизнь, — усмехнулся Павел, — ты решай задачу.
Федя склонился над тетрадкой, неуверенно проговорил:
— К автомобилю надо прибавить тракторы…
— Постой, там же сказано, что в три раза быстрее.
— Это как?
— Ну вот, давай побежим с тобой до угла наперегонки…
— У-у, — разочарованно протянул Федя, — ты все равно перегонишь.
— Это я к примеру… Ты десять шагов сделаешь, а я в три раза больше.
— Десять умножить на три!
— Ну вот!
— А как с автомобилями?
— Так то же самое.
Федя блеснул глазами:
— А-а, понял!
— Чего ж ты так долго думал?
— А ты бы сразу сказал, что наперегонки.
— Да ведь никакой разницы нет.
— Ну да, нету… То мы с тобой, а то автомобили да тракторы. Я и в глаза их никогда не видал.
— Решай, решай!
Федя старательно, высунув кончик языка, записал решение задачи, закрыл тетрадь, облегченно вздохнул.
— Все!
В избу вошла Татьяна.
— Ребятки, вы почему не спите?
— Уроки делали. А ты сама почему так поздно?
— Конюшню для колхоза строим… — Она улыбнулась, развела руки. — Большущая! Никогда такой не видела… Ну-ка спать, спать!
…Ночью Павла разбудил плач Романа. Усталая мать крепко спала — не слышала. Павел спрыгнул с печи, укрыл Романа, подумав: «Вырос как Ромка! Скоро в школу пойдет!»
Школа! Он с нежностью вспомнил Зою Александровну, новых учителей, которых она, как директор, представляла сегодня, в первый день занятий, ребятам. Какими будут эти новые учителя? По первому дню судить трудно, но кажется, что все хорошие. Только, конечно, лучше Зои Александровны никого не будет!
Роман вдруг заревел на всю избу. Павел быстро склонился над ним.
— Тише, Ромка!.. Ну, спи, спи, Ромочка!
Вскочила сонная мать.
— Ох, горе мое! Что же ты не скажешь?
— А он уже засыпает, маманька…
Роман умолк, едва мать прикоснулась к нему. Павел, зевая, полез на печь. Федя тоже проснулся и, свесившись с печи, смотрел в окно.
— Чего ты?
— А вон глянь, что там?
Над двором из-за легкого облака выплыл желтый месяц, и на земле от него легли тени и светлые полосы. Прямо перед окном забор деда Сереги. За забором двигались чьи-то тени.
Павел шагнул к двери.
— Ты куда еще? — зашептала мать.
— Сейчас…
Он неслышно спустился с крыльца, подошел к забору. Во дворе деда Сереги фыркали лошади. Трое — дед Серега, Данила, Кулуканов — снимали с ходка полные мешки, торопливо носили их в сарай. Бабка копошилась у ворот, никак не могла справиться с засовом.
— Паш, а кони-то кулукановские, — услышал Павел шепот Феди за спиной.
— Чего ты пришел?
— А ты побежал, и я тоже… Чего там, Паш?
— Прячут зерно в яму.
— Ох, много как! Да ведь у дедуни нет столько хлеба.
— Ну, ясно, нет… Зерно-то кулукановское. Вот подлые! Сгноить хотят.
— А зачем они прячут?
— Чтоб не отобрали… А Дымов говорил — хлеб для государства сейчас самое важное!
Федя возбужденно зашептал:
— Вот я им сейчас крикну!.. Хочешь?
— Ступай спать.
Федя послушно ушел. Тихо во дворе. В тишине захрапел конь, звеня сбруей. Слышен приглушенный голос Кулуканова: «Ну, не балуй!»
Данила вышел из сарая, остановился как будто в раздумье и вдруг быстро шагнул, к забору.