Гость некоторое время помолчал, искоса поглядывая на Павлика. Он страдальчески морщился, кусал губы и хмурился, а потом согласно кивнул, признавая его правоту.
– Был спусковой крючок, Павел. Говорить только не хотел, язык поганить…
– Ага! И что же спусковым крючком у нас стало?! Колитесь, святой отец, тут уже кашу маслом не испортишь!
– Пидором он меня назвал. Ряженым… – глаза отца Иммнуила сверкнули, могучие руки сжались в кулаки, лицо перекосилось в яростной гримасе.
– Ах вот оно что!..
– Именно так. Я же начал ему замечание делать, а он мне в ответ: уйди, мол, пидор ряженый! И небрежно так, через губу, – эпичный батюшка заскрежетал зубами. – Ну а там уже свет и померк, Павел… Последнее, что помню, фраза эта. А потом – как туман кровавый перед глазами…
– Про туман я слышал уже, святой отец. Но вы тут зря так передо мной распинаетесь, это вы потом на экспертизе судебной объяснять все будете, если до нее дело дойдет. Вы мне пока про участкового своего расскажите лучше. Он-то в этой истории чудесной откуда взялся?
– Так утром уже… Я же, как пришел в себя, сразу домой кинулся. Пришел, посидел, немного полегче стало, я спать лег…
– Спать?! Вы, отец Иммануил, после такого анабасиса еще и заснуть смогли?
– Как убитый упал, Павел. Ни снов, ничего… Только утром в восемь от звонка телефонного проснулся. Смотрю, а это участковый наш. Я его хорошо знаю уже – не в первый раз… Это же он меня по первости в отделение таскал… Ну из-за тренировок моих… Беру трубку, а он мне: приходите, дескать, святой отец ко мне и не мешкайте. Срочное, говорит, очень дело, отлагательств не терпит! Парень-то он хороший, хоть и молодой еще, – отец Иммануил погладил выбритую голову, задумчиво поболтал чайник, перелил в чашку остатки остывшего чая, пригубил и поставил ее на стол. – Я ему – мол, собраться нужно! А он мне в ответ – бегите уже, как есть, говорит, а то поздно будет! Вот я только одеться успел да ноги в шлепанцы сунуть, – он мрачно продемонстрировал Павлику легкомысленные разноцветные сланцы, – и к нему. Прибегаю, а он мне с порога прямо – ваша, спрашивает, святой отец, работа? Я ему – какая? Вот тут-то он мне и объяснил все, – рассказчик опять потупился и замолчал, собираясь с мыслями. – Его, оказывается, ночью еще подняли… Начальство ему звонило какое-то. Вот он мне коротко все и обрисовал: к нам, говорит, отец Иммануил, люди обратились с заявлением. Они к знакомым накануне приехали, во дворе остановились, возле площадки детской. Ждали знакомых, все чинно-культурно, по их словам, а тут из темноты на них какой-то гражданин без объявления войны вроде как набросился, в рясе, мол, и с мечом в руках. Люди убежать успели, а как вернулись, смотрят – от машин-то одна рухлядь осталась. Так и сказали: внутри – как новое все, а снаружи, дескать, – утиль… Рассказывает, а сам смотрит на меня странно так… – отец Иммануил снова страдальчески скривился, а потом отчаянно взмахнул руками. – Я ему, как на духу, все и выдал. Как же, говорю, тихо и чинно, когда бесовщину такую граждане эти учинили?! Все в подробностях ему, даже про фразу эту! Ты, говорю, сын мой, сам пойми: как стерпеть такое мне было? Виноват, говорю, не сдержался, готов извинения принести за горячность свою. А он мне в ответ: люди те непростые, святой отец, а бандиты какие-то. К нашему начальству, мол, из дагестанского землячества звонили, очень просят помочь найти гражданина несознательного, вас то есть. Я, говорит, вас понимаю прекрасно, и сам где-то местами поддерживаю, может быть, но если до вас, говорит, отец Иммануил, те товарищи доберутся, то как минимум без квартирки вы своей останетесь. Он мне про машины-то и рассказал, – святой отец горько вздохнул и поморщился. – За такое, говорит, как вы учудили, извинений одних мало будет, да и вашей жилплощади, кстати, может вполне и не хватить, так что, говорит, святой отец, если есть у вас тяга к жизни, то вы прямо отсюда куда глаза глядят бегите! Товарищи эти, по его словам, уже вполне ждать меня у дверей могут. Я, говорит, отец Иммануил, рад бы помочь вам хоть как-то, но бессилен! Вы, мол, и закон нарушили, и понятия товарищей этих… Я только рот открыл, а он мне ласково так: все понимаю прекрасно, но помочь одним могу – не задержать вас прямо сейчас и прямо тут, но если вы, говорит, упорствовать будете, то придется мне долг мой выполнить милицейский, так что решайте, мол, как вам удобнее и сподручнее будет. И выйти меня быстрее просит, пока не увидел кто. Так и сказал: исчезните, отец Иммануил, от греха подальше, а то и у меня еще из-за вас неприятности приключатся. Вот я и вышел от него на улицу. Зачем человека хорошего подставлять? Вышел, стою, думаю: что делать теперь?