– Вот с этого момента поподробней, отец Иммануил, если можно!
– В каком смысле «поподробней», Павел?
– В самом что ни на есть прямом, святой отец! Мне сейчас, знаете, что больше всего интересно?
– Что?
– Мне вот как раз интересно, о чем нормальный человек в такой ситуации думать может с учетом надвигающихся жизненных реалий? Вы только со всей прямотой отвечайте, отец Иммануил: о чем подумали, когда от участкового вышли?
– О смерти, конечно, Павел. «Хагакуре» сразу вспомнил, Кришну с Арджуной на Курукшетре… Удивительно вам такое слышать?
– Ни капельки, святой отец. Ход ваших мыслей, извините за прямоту, очень разумно и прагматично выглядит. Удивительно, если бы вы о жизни в такой ситуации думать стали, – Павлик хмыкнул. – Я вот сейчас себя на ваше место поставить пытаюсь, отец Иммануил, и что получается у меня? Вечер, кусанаги под луной со звездами, рамс какой-то, как вы сами выразиться изволили, подробности которого спасительным туманом прикрыты… Провал, а на утро, когда туман рассеялся, мне специально обученные люди детали и нюансы прошедшего вечера сообщать начинают, – он принялся загибать пальцы. – Бандиты дагестанские, в лучших чувствах оскорбленные, – раз; два автомобиля не самых дешевых, в лоскуты мечом самурайским изрубленные, – два; перспектива жилплощадь потерять, кстати, тут уже не самым мрачным сценарием выглядит, если ситуацию трезво и здраво оценивать, – но это три. Ничего не пропустил? – он требовательно заглянул в глаза эпичному исполину в рясе. – Тут невероятным оптимистом нужно быть, чтобы о жизни в такой ситуации думать, а вот о смерти – проще пареной репы, как я сейчас понимаю. Я, знаете, почему сейчас спокоен так? Молчите? А я вам отвечу. Я полагаю, отец Иммануил, что это все – просто сон дурной! Сплю я сейчас где-то, а вся эта история ваша – порождение разума моего больного, не более. Но если это не сон… – Павлик тихонько взвыл, обхватил и без того растрепанную голову обеими руками и взглянул на смиренно сидящего напротив святого отца. – Нет… Не может такого быть!.. Не может просто! Отец Иммануил, признайтесь, я сплю сейчас?!
– Вся жизнь – сон, Павел. Вы и сами так когда-то говорили!
– Это-то, конечно, святой отец! Но только сны тоже ведь разными бывают. Мне одно непонятно: почему вам кошмары такие снятся?! – Павлик с отчаянием перевел взгляд с мрачного гостя на молчаливого Игоря Сергеевича и в очередной раз поразился. На лице у того продолжала играть уверенная улыбка, а заметив требовательно-ищущий взгляд Павлика, он сделал успокаивающий жест рукой, будто давая понять, что, мол, волноваться не о чем и все в полном ажуре. Павлик недоуменно пожал плечами и снова повернулся к сосредоточенному отцу Иммануилу. – А я ведь предупреждал вас, между прочим, святой отец… И много раз предупреждал, заметьте! Я же вам со всей космической прямотой говорил, что микс этот самурайско-индуистский рано или поздно до цугундера вас доведет!
– Почему это, Павел?
– Да потому, отец Иммануил, что вам к какому-то одному берегу прибиться пора в поисках ваших! С кришнаитов пример берите, с которыми вы песни ходили петь. Они же катанами ночью машины бандитам дагестанским не рубят, нет? Правильно, такое в кошмарном сне даже вам увидеть не удастся! Ну послали товарища кришнаита на хрен… Ну словом нехорошим обозвали… И что? Правильно! Ответ товарища кришнаита один: «Харе Кришна!» – и всех делов!.. А у вас что творится? То гопников крестом гоняете, то вам слава Дункана Маклауда покоя не дает…
– А это кто такой?
– Не слышали, святой отец? Странно… – пожал плечами Павлик и саркастически улыбнулся. – А ведете себя, между прочим, точь-в-точь, как он. Он тоже с мечом по ночам на охоту выходил, если что, но тут нюанс есть один любопытный, отец Иммануил: он, в отличие от вас, бессмертным был, хотя, – Павлик задумчиво почесал щеку, – даже он, как мне видится, семь раз бы подумал, прежде чем ваш эпический подвиг повторить бы решился. Ладно, – он еще раз тяжело вздохнул, – вы мне теперь на последний вопрос ответьте: как вы тут оказаться изволили? Ну вышли вы из отделения, о смерти думать начали, о Кришне с Арджуной. Это все понятно и объяснимо… А дальше-то что случилось?