Потрясенный отец Иммануил молчал. Глаза его бешено вращались, борода встала торчком, а на бритом черепе проступили капельки пота. Одной рукой он держался за сердце, а второй размашисто перекрестился, с ужасом глядя на разгоряченного Павлика.
– Что молчите, святой отец?! Вы мне со всей космической прямотой ответьте: вы обо мне подумали хоть на секунду одну? Хоть на миг вас перспективы жизненные мои заинтересовали? – продолжал наседать тот.
– Что же делать-то мне?! Павел, я же как лучше хотел! Я же… – он не договорил и снова схватился рукой за сердце, продолжая с испугом смотреть на полное негодования – надо заметить, справедливого – лицо своего юного друга.
– Конечно, как лучше хотели… – с язвительной усмешкой кивнул Павлик и полез в карман за сигаретами. Прикурив, он задумчиво выпустил струйку дыма в потолок и скептически оглядел ошарашенного его отповедью гостя. – Только для кого лучше вы хотели, вот в чем вопрос! Я же говорю вам: эгоист вы, святой отец! По чужим трупам в Валгаллу рветесь!..
– Павел! – договорить фразу до конца отцу Иммануилу не дал раскат громового хохота. Не проронившего за время беседы ни слова типичного московского аллигатора волна внезапного веселья накрыла с головой и согнула пополам, отчего тот схватился за живот руками и навалился на стол. Бесконтрольные слезы текли по его лицу, но он хохотал с полной самоотдачей и не обращал никакого внимания ни на собственные мокрые глаза, ни на озадаченного его бурной реакцией рассказчика, ни на жалобно пискнувшую за стойкой официантку, ни на юного джедая. Отсмеявшись, Игорь Сергеевич вернул себе исходный чинный облик, хорошенько выдохнул, чтобы его утраченное душевное равновесие восстановилось заново.
– Я прошу простить меня великодушно, – обратился он с улыбкой к совершенно ошарашенному отцу Иммануилу и тут же повернулся в сторону Павлика. – Молодой человек! Я уже, конечно, привык к вам немного, но… – он хохотнул было снова, но заойкал и не стал рисковать. – Но тут вы самого себя превзошли, извините! Что же вы на святого отца так насели? Ему сейчас и так несладко, а тут вы еще! Нет, чтобы сочувствие проявить!
– Сочувствие? – Павлик негодующе мотнул головой и с удивлением посмотрел на своего спутника. – А ко мне кто сочувствие проявит? Когда тетушка меня по следам святого отца отправлять будет? Почему-то про меня тут в принципе никто и думать не хочет! Святому отцу плевать на меня, вам его жалко, а мне-то что делать теперь при этом раскладе? Мои жизненные перспективы тут кого-нибудь интересуют?
– Бросьте, не нагнетайте! – хозяин жизни с улыбкой подмигнул их удрученному гостю. – Во-первых, из любой ситуации выход есть, его только поискать нужно…
– Есть, конечно. Тут кто бы спорил, Игорь Сергеевич. Святому отцу на тюфяки залечь нужно – вот и весь выход из сложившейся ситуации. Вопрос только: на сколько по времени скрыться ему от назойливых товарищей необходимо, чтобы у них немного накал спал и тяга к сатисфакции маленько остыла? Тут, мне видится, не одним месяцем пахнет, если суровым фактам в глаза смотреть. Но я же отца Иммауила неплохо знаю, и вам сразу сказать могу: будьте уверены, что его героическую натуру такой расклад по определению устроить не сможет. А вы сами что скажете, святой отец? На тюфяки залечь готовы или как?
– На тюфяки?!
– Скрыться, в смысле, святой отец, на дно залечь, как в народе говорить принято. Вы же в Мексику хотели? Вот вам и повод чудесный, – Павлик прищелкнул пальцами. – Годика на два уехать, по стране покататься, пирамиды посмотреть, места силы тамошние изучить у вас желания непреодолимого вдруг не появилось? А не хотите в Мексику, так можно на Гоа куда-нибудь податься, или, если попроще желаете, – к Васиному товарищу в деревню? Поживете там себе спокойно, помедитируете, картины свои порисуете, а там, глядишь – и образуется все потихоньку. Может, забудут товарищи бандиты про вас, а может, банально и пошло плюнут. Хотя, – Павлик задумчиво почесал затылок, – возможно, и подольше вам в изгнании побыть придется… Кто ж знает-то, насколько у них память хорошая…