– А что у вас в итоге получается? – визави Павлика с улыбкой развел руками и весь превратился в вопрос.
– А получается, – тот торжествующе тряхнул головой, – что история темная тут! То ли разные боги тут всем инструкции давали, то ли понял эту инструкцию каждый по-своему. Но факт фактом остается: неплохо устроились представители народа этого интересного, и не сами, заметьте, а согласно кем-то и когда-то данной инструкции! И священные книги их, если пристально этот вопрос изучать, – бизнес-пособие чистой воды, с изложением пошаговых алгоритмов.
– Поня-ааа-атно, – протянул хозяин кабинета и подмигнул. – Теперь, значит, во всех бедах евреи у вас виноваты? Прямо, как в анекдоте старом…
Договорить он, однако, не успел: Павлик скривил такую страдальческую мину, будто у него резко и разом заболели все зубы. Стон тоже получился очень обреченным:
– Го-осподи!.. Так и знал ведь!.. – он устало потер лоб и откинулся в кресле. – Да при чем тут евреи-то эти?! Вы сейчас из меня расиста какого-то сделать норовите, а я ведь – вообще о другом! Я о том говорю, что сложно все тут, наворочено и накручено! Если разбираться начать да вопросы себе и окружающим правильные и осмысленные задавать, то очень много всякого интересного вскроется, что до этого, заметьте, как в тумане скрывалось. А в отношении этих самых, которые богоизбранные, – Павлик отрицательно покачал головой, – так мне вообще пофиг, какой национальности человек! Это люди привыкли по национальностям себя разделять, а как по мне, так хоть китайцем родись, хоть негром, лишь бы человеком был нормальным да мерзости никакой за чужой счет не творил! Национальности – десятое дело. Да и потом, – он скептически хмыкнул, – это же к тушке все относится, национальности-то. Ну к телу, в смысле… Тело, психика – это у них национальность есть, а у вечного и бесконечного какая национальность может быть? Что, папа-бог таким странным образом людей создавал, что одни у него любимые да избранные, а другие терпилами вечными назначены? Бред это все, и меня в него втягивать не нужно!
– Так вы же сами про нации начали?
– Да не про нации я! – Павлик только что не взвился в кресле от степени возмущении, стремящейся уже к крайней критической отметке на его внутреннем эмоциональном барометре. – При чем тут национальности-то?! Я ж вам уже полчаса твержу, что здесь – налицо порода некая особенная, которая свои законы и порядки кругом устанавливает. Когда в рабство взять можно, когда кусок хлеба последнего отнять у сироты, когда за чужой счет гешефт свой мерзкий делать, согласно инструкции загадочной! И в жизнь, заметьте, эта инструкция сегодня неотвратимо воплотилась! Весь мир – в ногах у кровопийц банкирских! Уже и не знает никто, как из этой ситуации отрулить назад нормально!
– Так я, значит, тоже кровопийца?
Павлик изумленно выпучил глаза:
– А вы-то при чем?
– Ну как же… – Игорь Сергеевич шутливо развел руками, якобы демонстрируя некоторую растерянность. – Я же банкир, как вы сами давеча подметить изволили! Не бог весть, конечно, какой банчок, – он шутливо подмигнул. – Весь мир за горло, сами понимаете, не держу, но все-таки!
– Да ну вас!.. – молодой человек только устало отмахнулся и покачал головой. – Да и потом, сказал же я: тут от человека многое зависит, от подхода его. А профессии все эти да нации…
– А как же ткачи, Павел?! Пять тысяч которых? И пальцы их, что усекли враз англичане-то?
– Так я ж говорю: англичане тут, мягко говоря, – сбоку припека! Нормальному англичанину что нужно? Пока молодой – всосать пузырь да на стадион, на матч футбольный… Потом, после матча, голову кому-нибудь этим пузырем проломить – вот и вся радость! Когда постарше станет, а силы уже не те, – Павлик заулыбался, – в пабе посидеть с элем ихним. Пузырем-то уже в охотку не помашешь в силу возраста – рискованно! Скорее, тебе башку расшибут молодые да ранние. А так, молодость вспомнить, головы чужие проломленные – самое время… Только, Игорь Сергеевич, такому вот персу, будем уж, как про игру говорить, ну ни в жисть не придумать хода с ткачами и с пальцами их. Башку прошибить кому одному да по запалу – запросто, а чтобы вот так, хладнокровно, да еще с прицелом на будущее – кишка тонка. Здесь же совсем другой ход мыслей налицо: размах, хладнокровие нечеловеческое… Мы вот про пальцы говорим, а это, между прочим, один частный случай только. Вы про негров вспомните! Они же их целыми кораблями на плантации возили, под завязку трюмы набивали… Кто помер, а мерли в таких условиях через одного, – за борт, к акулам. А на плантациях тех с ними хуже, чем со зверями, обращались: чуть что – мотыгой по башке и в канаву. Кто считал, сколько негров за все то время «в расход» пустили? Ладно, колонии эти. Это же когда было все? – от следующей мысли Павлик, видимо, разволновался окончательно. – Так у них же еще лет сорок назад все негры вторым сортом считались! То в автобус их не пускали, то еще как зажать норовили! И то бы ладно, – Павлик почесал за ухом, – как говорится, их дела, негров этих да рептилоидов, но они же сейчас что? Нас учат! Де-мо-кра-ти-и! Вы вот мне скажите, Игорь Сергеевич, – Павлик осушил остатки холодного чая, – вначале – ткачи, потом – негры, а теперь нам про порядок и торжество демократии затирают! Ну не пидоры разве?