— Рафик, — позвала она.
— Тебе не стоило делать этого, — прохрипел он.
— Но я сделала.
— Белль...
— Что?
— Белль. Не здесь, не сейчас. Если ты хочешь, чтоб это было любовью, а не кощунством, не стоит распалять меня до такого каления, — укоризненно проговорил он.
— А мне это удалось?
Он поднял льняную материю, служившую ему чалмой, и одним концом обвил ее запястье.
— Что вы делаете, принц?
Он поцеловал лиловый след, оставшийся у нее на запястьях после наручников, и спросил:
— Еще болит?
— Нет. Но вы ведь не хотите...
— Очень хочу.
Он перехватил другое запястье тканью и перевязал их вместе.
— Ты доверяешь мне, Белль?
— Да, конечно, — тихо произнесла опешившая женщина.
— Повтори, что ты хочешь?
— Чтобы вы любили меня, принц.
— Твое желание делает мне честь.
Он положил Изабелл на ложе, взошел на него и, просунув голову между ее связанных рук, как в ночь их встречи, соединил их уста в поцелуе. Его руки ласкали ее пылающее тело. А Белл извивалась под ним, словно змея. Не обрывая поцелуя, Рафик положил руку на вход в ее лоно, развел ее бедра и проник внутрь.
— Рафик! — вскричала Изабелл, оторвавшись от его губ.
Ее лицо разгорелось алой краской.
— Ты красавица, моя маленькая тигрица. Такая чуткая, такая влажная, такая трепещущая, — словно заклятье, нашептывал он ей на ухо, тревожа рукой средоточие ее чувствительности.
— Рафик, развяжите меня. Пожалуйста, — взмолилась Изабелл. — Мне необходимо прикоснуться к вам.
— Все в свое время, Белль.
Он высвободился из ее объятий и закрепил перевязанные руки за изголовье.
— Зачем вы это сделали?
— Увидишь.
Он поцеловал ее грудь, и Белл напряженно изогнулась
— Прошу вас...
Она пыталась вырвать руки из пут.
— Спокойно. Не бушуй, скоро я распутаю тебя, а пока...
Он покрывал поцелуями все ее тело. Изабелл перестала рваться. Обмякшая и усталая, она откинула голову, смежила глаза и погрузилась в полусон сладостных ощущений. Временами Белл подрагивала от наплыва сладострастия.
Принц неспешно исследовал, изучал, познавал, постигал ее покорное тело. Он ласкал и будоражил, нежил и терзал, ублажал и изводил ожиданием.
Она еще раз слабо и без надежды произнесла:
— Пустите, прошу вас, развяжите меня.
Но он будто не слышал.
Она сама не знала, зачем просит его об этом. Так хорошо ей еще никогда не было. Белл просто лежала среди мягчайших подушек на воздушных перинах. Просто лежала. А возлюбленный осыпал ее ласками, не требуя ничего взамен.
Вот он развел ее бедра, лег между них и аккуратно, бережно вошел в Белл. Его движения, ровные и осторожные, наполнили ее долгожданным спокойствием. Ей прежде и не ведалось, что страсть может быть столь нежной...
В нарастающем вихре любовного танца она припала к нему, отзываясь на каждый порыв его плоти. И наконец, достигнув головокружительной высоты, Рафик со стоном растворился в ней...
Когда он потянулся распутать руки Белл, то увидел ее лицо, мокрое от слез.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
— Белль, милая. Ты плачешь?
Принц испугался. Он обхватил жену, словно в стремлении защитить от незримой опасности, и приподнял ее над постелью. Она показалась ему невесомой, мягкой, словно лишенной костей. Прижав Белл к своей груди, Рафик стал нежно гладить ее по голове.
Она положила голову ему на плечо. Слезы обильными горячими потоками бесшумно лились из ее глаз, и он кожей ощущал их обжигающий поток.
Принц заботливо оправлял ее волосы, закутал покрывалами ее мокрую от пота, остывающую спину, еще сильнее прижимал к себе.
— Почему ты плачешь, малышка? Разве я сделал тебе больно? Скажи, что случилось?
Она тяжело дышала, не в силах произнести признание.
— Я хочу знать, почему ты плачешь?
Она с трудом успокоилась, тихо сказала:
— Это глупые слезы. Мне так хорошо, что нельзя было не расплакаться. Настолько мне хорошо...
Принц обнимал и гладил жену и что-то утешающее бормотал на арабском. Его теплый сочный голос словно окутывал ее бархатной дымкой. Изабелл почувствовала себя маленькой, даже крошечной в его руках, балуемой девочкой, защищенной от всех невзгод мира.
Она нежно поцеловала мужа в шею, вдохнула ее запах, обхватила его плечи руками. Рафик удовлетворенно осознал причину ее слез. Он лишь пожалел, что заигрался в странную игру со связанными запястьями. Ему следовало развязать Белл прежде или же не связывать вообще. Не стоило этого делать хотя бы потому, что так он мог вызвать в ней болезненные воспоминания... Рафик понимал, что Изабелл плакала от невозможности вернуть ему хотя бы малую часть тех ласк, какими он награждал ее. И он знал также, что больше никогда не сделает так.