Что прежде всего необходимо отметить, это внутреннюю температуру животного, которая делает резкие и частые скачки; небольшая прогулка поднимает ее на 1.5°, более длительная прогулка (около двух часов) по довольно свежей погоде подняла ее до 42.5°; пришлось прекратить опыт охладить животное из опасения смертельного перегревания. Пребывание в комнате при температуре в 28--30° также очень легко поднимает температуру до 42 градусов. Поэтому также приходится прерывать опыт и по тем же причинам; если же, наоборот, внешняя температура низка, то животное очень быстро и очень чувствительно охлаждается; при одинаковых внешних термометрических условиях колебания температуры от 0.3 до 0.4° до R формальной собаки соответствуют скачкам в 6 градусов оперированного животного; собака становится, так сказаль, хладнокровным животным.
Очевидно, в обычных условиях эти собаки легко бы погибли или от чрезмерного охлаждения зимой, или от перегревания летом. Но в настоящий момент, за отсутствием окончательного анализа, трудно с точностью решить, в чем дело в этом случае: является ли причиной изменение дыхательного механизма или, быть может, тут дело в каких-то специальных терморегулирующих аппаратах.
Есть еще другой факт, часто наблюдаемый у этих животных; это - неспособность сердца легко возвращаться к нормальному состоянию, раз оно уже ускорило свои движения. Проходят часы (вместо минут, как у нормальной собаки), прежде чем сердце вернется к ритму, свойственному ему до операции. В обычных условиях наша собака постоянно имела бы случай ускорять таким образом свой пульс и ее сердце рано или поздно истощилось бы от этого. Самое интересное это то, что в этих опытах давление крови и амплитуда колебаний этого давления остались без заметного изменения.
Таким образом, кроме различных родов смерти, констатированных нашими предшественниками у ваготомированных животных, имеется еще значительное количество возможных родов смерти.
Но положение экспериментатора по отношению к этим последним сегодня совершенно иное и относительно гораздо более выгодное, чем прежде. Полный мрак окутывал причины смерти ваготомированных животных; приходилось выискивать причины, проникать в них и тогда только находить способ спасти животное. В настоящее время экспериментатор может вполне сознательно, по своему желанию и действуя систематически, заставить действовать то или иное жизненное условие, могущее стать смертельным.
Господа, прошу меня извинить, что я так долго распространялся об этом второстепенном в физиологии вопросе, но мне кажется, что в нем сконцентрирована основная мысль моего сегодняшнего доклада.
Да, тайна смерти животного организма - организма, взятого как совокупность органов, не существует уже давно: она удалилась с глаз экспериментатора до более подходящего времени в глубины живой клетки и живой молекулы.
Выживание ваготомированных животных, так же как неисчислимое количество физиологических и главным образом медицинских фактов, является постоянным торжеством концепции животного организма как единого физико-химического и механического целого.
В самом деле, во всех стадиях разработки нашего вопроса не выявил ли себя животный организм исключительно как машина, чрезвычайно сложная, конечно, но все-таки покорная и послушная, как всякая другая машина?
Этой машине нанесено колоссальное повреждение, множество ее мелких и крайне важных частей сломано, отношения между ними глубоко изменены, машина стала ни к чему не годной; за этим последовало полное разрушение.
Что же делал физиолог перед этим разгромом? Искусно, терпеливо, в течение целого века он продолжал анализировать одно за другим все нарушения, которые он сам же производил своим грубым прикосновением к этой деликатной машине; а их, этих нарушений, было громадное количество; тем не менее от старался отыскать смысл и значение каждого из них в общей работе машины.
В результате получилась длинная градация важности разрушений: одни вызывали сразу полный развал всей остальной машины; другие доводили ее до гибели более или менее постепенно; третьи, наконец, вызывали лишь нерегулярность ее работы.
Вот, руководясь этими различными категориями фактов, и можно было добиться спасения машины.
Одну сломанную часть, насколько возможно лучше, заменили другою, такою же необходимой; но так как она, благодаря разрушению, несколько утратила свою силу и точность, то это было восполнено внешними способами; часть работы, хотя и важная, но не всегда необходимая, была просто сокращена с той целью, чтобы нерегулярная работа этой части не могла вызвать опасного изменения в других более существенно-необходимых частях.