— Давайте по очереди, — сказал Коре.
— Мы из «Дагбладе»[9], — уточнил тот.
— Ишь ты, из «Дагбладе»? — Коре отодвинул Юакима в сторону.
— Стань вон там, ладно? — Газетчик из «Дагбладе» кивнул туда, где в кадках зеленели юкки.
— О чем ты думал, когда вытаскивал его? — спросил Юаким.
— Да ни о чем, — ответил я.
— А почему он застрял в машине? Травму получил?
— Дверцы заблокировал и не хотел отпирать.
— Стой вот так, — велел парень из «Дагбладе».
Неожиданно передо мной выросла старикова дочь, схватила за руку.
— У меня просто нет слов, скажу только одно: спасибо за отца.
Она улыбнулась — репортеры защелкали фотоаппаратами. Потом обняла меня за плечи — опять вспышки, опять щелчки фотоаппаратов. А я стоял, не зная, куда девать руки. Кто-то взял мою руку, положил ей на плечо, и репортеры отсняли еще несколько кадров.
— Ну а теперь улыбнитесь! — Она крепко меня обняла, глядя прямо в глаза, а фотографы отошли немного в сторону и сделали еще несколько снимков, потом один потеребил меня за рукав и сказал:
— Отлично… То, что надо.
Они опять защелкали камерами.
Женщина, чье имя было мне по-прежнему неизвестно, рассказывала, что ноги у меня свело судорогой, но я все равно опять полез в воду и не отступился, пока не выломал дверцу и не вытащил ее отца. А потом я-де на руках вынес старика на берег, осторожно положил на землю и потерял сознание. Она трещала, как сорочий выводок в гнезде, стояла тут и врала, но газетчики все равно записывали ее слова, а не мои, это факт. Меня только поминутно дергали за рукав и то так поворачивали, то этак, этими дерганьями они вконец меня достали, я на дух не выношу людей, которые всех куда-то тащат, всеми командуют, всех дергают. Парень из «Дагбладе» спросил, не соглашусь ли я сфотографироваться у постели спасенного, тот пришел в себя. И вот тут я не выдержал. Буркнул что-то невразумительное — авось сойдет за шутку, — высвободился, быстро прошагал к двери, вышел на улицу и остановился, хватая ртом воздух. С выдохом был полный порядок, но со вдохом никак не ладилось. Я пытался перевести дух, пытался контролировать ситуацию. Бросил взгляд в кафе. Врач разговаривал с газетчиками. Коре Нурдагуту тоже вышел на улицу.
— В «Дагбладе» целую полосу дадут, — сообщил он.
— Может, в управление двинем?
— Это нам всем на пользу пойдет, — удовлетворенно подытожил Коре.
Я сплюнул мокроту. Он скользнул взглядом по сгустку на асфальте. Похлопал меня по спине и решительно изрек:
— За руль сяду я.
— Теплынь-то какая, верно?
— Теплынь? Я бы не сказал.
В машине он некоторое время тихонько насвистывал, потом решительно изрек:
— На сегодня ты от работы свободен.
— Да ведь дел-то сколько!
— Никаких возражений. Я не хочу, чтобы ты слег.
Услышав резкие, категоричные нотки, я обрадовался. В больнице-то он был любезный, предупредительный. Сверх всякой меры. Теперь же я видел перед собой давнего, хорошо мне знакомого Коре Нурдагуту. Человека решительного, не терпящего возражений. Я очень надеялся, что сейчас Коре скажет, чтоб я не переживал из-за этого театра в кафе, но не тут-то было. Совсем наоборот. Он сказал, что я отлично справился и с газетчиками, и с дочкой этой, на лесть не поддался, не хвастал, хотя многие на моем месте наверняка бы не устояли. С другой стороны, и под скромнягу косить не стал, что тоже хорошо.
— Ты сыграл натурально и выглядел вправду растерянным. — Коре улыбнулся, словно вдруг обнаружил, что прибабах-то у меня покруче будет, чем все думают.
Мы заехали в подземный гараж под управлением и припарковались. Я думал о стариковой дочери — как было бы замечательно, если б она от радости, что отец жив, бросилась мне на шею, так нет, слезу пустила, в непомерных благодарностях рассыпаться принялась. Могла бы и без этого обойтись, сказать о своих чувствах поспокойнее.
Я прошел к лифту, нажал на кнопку.
— Кофейку выпьешь? — спросил Коре.
— Я ж не при смерти.
Он засмеялся. Пора бы и мне развеселиться, но я чувствовал себя больным и разбитым, как ревматик. И внезапно меня окутал густой, гнусный мрак, голова утонула в вязкой черной жиже тоски. Мне казалось, я никогда оттуда не выберусь, засосет меня этот зыбун.
В дежурке мы застали Туве, Рогера и Хенрика Тиллера, они пили кофе.
— Как дела? — спросил Туве.
— С дыхалкой плоховато, — ответил я.
— Молодец! — Хенрик пожал мне руку.
— Ну, спасибо, — промямлил я.
Он отпустил мою руку и подбоченился.
— Да, это тебе не по барабану лупить в школьном оркестре на Первое мая.