Меня так и вынесло за дверь. Но в конце концов я опять подошел к двери, заглянул внутрь. Она лежала, приоткрыв рот, дышала шумно и тяжело, рука теперь свешивалась с кровати. Я тихонько подкрался к ночному столику. Она открыла глаза.
— Ты спи, спи, — сказал я.
Она приподнялась на локте, утерла рот.
Я шагнул к двери.
— Он уже несколько лет прохода мне не дает.
— Что ты сказала? — Я повернул обратно.
— Правда-правда. Он меня лапает.
Я присел на край кровати.
— О ком ты?
Она взяла с подноса хрустящий хлебец.
— Иногда просто сидит и смотрит на меня. А иногда я кое-что делаю. — Она взяла вилку, отрезала кусочек омлета.
— О ком ты говоришь?
Нина резко смахнула поднос на пол, взвизгнула:
— По-твоему, я вру?! — и повернулась ко мне спиной.
Я встал, посмотрел на нее секунду-другую, вышел из комнаты, побрел в гостиную, а оттуда — на веранду. Стал смотреть на Мелхус и на огромное пространство, залитое водой, которая все прибывала. Уму непостижимо, как я мог быть таким наивным. Ведь и дома у них бывал, и в автобусе не раз сидел рядом с Ниной, и с Робертом в пабе встречался, и Грета ко мне на Клоккервейен приезжала, но я ничегошеньки не заметил. Ни ее беспокойства, ни его неприязненности и злости, будто он хочет что-то скрыть. Ни Гретиной уклончивости, когда речь заходит о них.
Я позвонил на Нурдре-гате. Трубку сняла Бетти.
— Грета дома? — спросил я.
— Нет, ушла куда-то. Что-нибудь ей передать?
— Я заеду. А Роберт у вас?
— Нет. Передать ему, что ты звонил?
— Я сейчас приеду.
Я пересек территорию электростанции, выехал на Нурдре-гате, миновал «Брейдаблик», где под руководством Хьерстада несколько монголоидов в тренировочных костюмах прыгали на лужайке, свернул на подъездную дорожку и остановил машину перед домом Хуго и Бетти. Юнни стучал в футбол об стенку гаража, Тросет сидел под яблонями на садовых качелях. В траве у его ног стоял коричневый фибровый чемоданчик. Я открыл входную дверь, заглянул внутрь, вошел в коридор. У окна в гостиной стояла Грета.
— Мы слышали про тебя по радио, — сказала она.
— Мне нужно поговорить с тобой.
— Я знала, ты непременно совершишь что-нибудь этакое. Так всем и твердила: помяните мое слово!
Как же ей об этом сказать?
— Между Робертом и Ниной было что-нибудь в последнее время?
— Да ведь ты знаешь, что произошло. Роберту здесь, в доме, остаться нельзя.
— Нет, я не о том, я имею в виду, было между ними что-нибудь… ну…
Как сказать матери, что ее сын и дочь состоят в интимных отношениях?
— Ты к чему это клонишь? — Она жутко перепугалась.
Дохлый номер. Грета и слушать не станет. Пропустит мимо ушей, и всё, подумал я. В мире Греты Йёрстад такое не существует, она будет стоять столбом, а потом пойдет смотреть телетекст.
— Ладно, забудь, — сказал я.
Грета отодвинула штору, глянула в сад.
— Гуннар на север собрался, к сестре.
Начался дождь. Капли застучали по стеклу.
— Я сказала ему, что перевела усадьбу на Хуго. — Она вздохнула и мелкими шажками поспешила вон из гостиной, куда-то на второй этаж.
Я немного постоял, глядя на мужчину в коричневом костюме, который сидел на качелях и ладонями разглаживал на коленках вытертые брюки. Дождь усилился. Я прошел на кухню. Хуго сидел за столом, чистил ружье. Стол застелен газетами, на них разложены детали «Крага». Сейчас он щеткой и белой тряпицей драил ложе. Хуго всегда тщательно ухаживал за оружием. Вообще, во всем, что касалось оружия, он был образцом — и в исправности его содержал, и обращался с ним умело, и стрелял прекрасно. Побеждал в стрелковых состязаниях, мог бы и до первенства страны дойти, но его это не интересовало.